Сергей Васильев - На злобу дня: от платонизма до реформы образования

Установка на изучение именно предельных человеческих проявлений не вытекает из феноменологического опыта, а привносится извне, из предустановленного мнения автора. «По общему принципу, явление, либо сущее формирует свою конституцию и идентичность посредством своего отношения к Другому, обладающему иными, отличными фундаментальными предикатами».[9] Здесь автор использует то, что он называет универсальной динамической парадигмой: «согласно Делезу, «силы в человеке конституируют форму, лишь когда они вступают в отношения с внешними силами».[9]

Получается, что человек есть по существу изначально что-то бесформенное и заимствующее свою форму именно извне. Но этот тезис требует детального обоснования и не вытекает непосредственно из антропологической феноменологии. Возможно, что внешнее воздействие есть только повод для природы человека развернуть то многообразие форм, которые в ней заложены. Тогда внешнее воздействие не конституирует человека, а помогает ему развернуть собственную конституцию.

Кроме того, само действие размыкания, открытости другому уже предполагает какую-то сознательную деятельность и, значит, вполне определенное действующее существо, имеющее форму и конституцию. Иначе и размыкания бы не было. Поэтому конституция человека не может возникнуть через размыкание человека и взаимодействие его с иным. Иное может ее усовершенствовать, изменить, исправить, но не создать на голом месте. Размыкание, то есть открывание себя означает, что и до размыкания нечто существовало, значит, были и идентичность, и конституция.

Антропологическая граница по автору включает промежуточную область, в которой свойства антропологической реальности смешиваются со свойствами другого по отношению к ней. Но в таком случае предельные антропологические проявления не могут быть базисом для понимания человеческого. Ибо нам надо будет еще отделить, какие проявления в предельных феноменах являются собственно человеческими, а какие относятся к иной реальности. Но чтобы это сделать, надо уже обладать знанием человеческой реальности. Но это знание может быть получено, в таком случае, на основе исследования не предельных, а типических, нормальных человеческих проявлений. Если в границе меняются сами предикаты существования человека, то как же тогда нам из таких проявлений понять именно обычного нормального человека?

По нашему мнению, данные соображения говорят о том, что предельные антропологические проявления не годятся для того, чтобы стать прочным фундаментом феноменологического исследования существа человека, и их нельзя считать определяющими для человека.

Но автор синергийной антропологии считает иначе. Видимо, решив таким образом задействовать потенциал православной духовной традиции, он смешивает смысловое понятие границы со взаимодействием и даже с реальным превращением человека во что-то более высшее – «претворением в инобытие», «реальным трансцензусом». Однако такое понимание границы мало что дает в плане постижения человеческого существа как такового. Ибо, если мы не знаем, что такое человек, то мы не можем толком сказать, что во что превращается, и что с чем взаимодействует. Поскольку под онтологической границей автор явно понимает взаимодействие с Богом, то ему следовало бы постараться определить сходство и различие Бога и человека как его творения, и вытекающую отсюда их сущностную связь.

Само проведение границы требует знания сущности, ибо ее можно провести и неправильно. Феноменологически знание сущности должно возникнуть в ходе работы с феноменами и опираться на открывшуюся очевидность. И автор синергетической концепции человека вынужден для установления границы определять сущность человека, но определение это берется не из феноменологического анализа опыта, а из каких- то существующих теорий. Тем самым нарушается основной принцип феноменологического исследования, стремящегося прежде всего к непредвзятому описанию феноменов.

Для определения главной, онтологической границы автор вынужден постулировать смертность и ее неприятие человеком как главное его качество, то есть тем самым характеризовать его сущность. Он говорит об «основоустройстве» (Grundverfassung) человеческого существования: она коренится в смертности человека, в изначальной природе его отношений со смертью. Здесь автор вынужден как-то определять человека. Он вынужден характеризовать какие-то предикаты постоянной сущности человека.

Для определения другой, онтической границы он вводит определение человека как сознания: «Так, по самому определению, Бессознательное есть Иное сознания; и если обладание сознанием мы (как это твердо принято) включаем в круг определяющих предикатов Человека, то Бессознательное есть и Иное Человека – определенный род Иного, не исчерпывающий собою его многообразия».[11] Но само это определение человека как только сознания принимается некритично, без должного рассмотрения как Deus ex machina. Такое определение сразу вызывает массу вопросов. Например, как же быть с телом? Неужели кто-то будет отрицать, что человек – телесное существо?

И бессознательное. Оно у автора получается вне человека. Но ведь страсти человека – это его, человеческие страсти. Как же они могут быть вне человека? Нам представляется, что, превратив человека в голое сознание, С. С. Хоружий неверно обозначает его границы. Не хватает как раз той верности антропологическому опыту, о которой печется автор синергийной антропологической концепции. Кроме того, почему автор решил, что иное по отношению к сознанию является именно бессознательным? У Гегеля, например, сознанию противостоит предмет. Да и если исходить из нормального человеческого опыта, то следует признать, что сознанию противостоит, прежде всего, предметный мир, мир природы и общества.

Кроме этого автор берет не просто границу, но и способы ее презентации, представления для человека. Существует ли граница объективно, независимо от сознания человека, или создается в ходе действия самого сознания остается непонятным. Но если принять то, что именно репрезентация создает границу, то тогда границ может быть больше чем три, хотя на этом так настаивает автор. Ведь человек может отождествить горизонт своего существования, в принципе, с чем угодно.

Кен Уилбер правильно отмечает: «В основе любых ответов на вопрос «кто я?» лежит именно эта фундаментальная процедура – процедура проведения пограничной линии между собой и не-собой. После того как основная пограничная линия проведена, на этот вопрос можно давать как очень сложные, развернутые, так и очень простые, невнятные ответы. Но любой возможный ответ обусловлен проведенной ранее пограничной линией.