Виктор Таки - Царь и султан: Османская империя глазами россиян

Анекдот, рассказанный Рибопьером, свидетельствует о начале процесса вестернизации Османской империи. Этот процесс начался уже до царствования Махмуда II. Первые изменения в османском посольском обычае относятся к периоду Карловицкого конгресса. Отмечая их, Толстой выражал распространенное среди европейских представителей мнение о том, что война Священной Лиги «многие вещи у турок управила» и что они «зело политичны ныне в договорах с послами содержатся» [159] Толстой П.А . Русский посол в Стамбуле. С. 89. . Преемники Толстого в Константинополе И. И. Неплюев и А. А. Вешняков к своему огорчению могли наблюдать определенную эффективность османской дипломатии во время переговоров, сопровождавших русско-австро-турецкую войну 1736–1739 годов. В своем описании этих переговоров французский автор аббат л’Ожье характеризовал османов как «осведомленных об интересах других дворов, ловких в своих демаршах и столь же утонченных в своей политике, как и наиболее цивилизованные нации» [160] L’Abbé Laugier . Histoire des négociations pour la paix conclue à Belgrade. Paris: Duchèsne, 1768. Vol. 1. P. vi. . Имитация европейских дипломатических институтов и практик продолжилась в конце XVIII столетия в правление Селима III, который направил первого постоянного османского представителя в иностранную столицу.

Обращение с российскими посланниками, находившимися в Константинополе к моменту начала очередной русско-турецкой войны, также эволюционировало. Толстому не довелось почувствовать на себе плоды новой обходительности с иностранными послами, которую османы якобы начали проявлять в период после Карловицкого конгресса. Накануне Прутского похода Петра I его заточили в Семибашенном замке. Та же судьба постигла П. П. Шафирова и М. Б. Шереметьева, которых направили к султану в качестве заложников, гарантировавших исполнение царем мирного договора, заключенного Шафировым на Пруте. Из российских посланников XVIII столетия, оказавшихся в османской столице на момент начала очередной русско-турецкой войны, только А. А. Вешняков избежал заключения в знаменитой тюрьме – нежелание османов воевать в 1735–1736 годах сделало их весьма обходительными, что проявилось в разрешении Вешнякову отправиться в Россию [161] С началом войны 1736–1739 годов османы не заключили Вешнякова в Семибашенный замок, а поместили его в обоз армии великого визиря, выступившего навстречу российским войскам, и обращались с ним «с довольством и со всякими знаками приятства». Кочубинский A.A . Граф Остерман и раздел Турции. Одесса: Штаб Одесского военного округа, 1899. С. 149; Vandal А . Une Ambassade Française en Orient. P. 266. . С началом следующей войны в 1768 году Обресков так же был брошен в Едикуле, где его положение было столь тяжелым, что он не выжил бы и трех дней, если бы не ходатайство коменданта. Заболев или симулировав болезнь, Обресков добился улучшения своего положения, хотя оно все еще оставалось непростым. Приставленный к великому визирю Молдованджи-паше, который возглавлял османские войска в кампании 1769 года, Обресков был вынужден совершать большие переходы пешком и терпеть грубое обращение со стороны надзирателей. В конце концов османы согласились держать Обрескова под арестом в Адрианополе, откуда российскому дипломату удалось отправить депеши своему непосредственному начальнику графу Н. И. Панину. Обресков был во многом обязан этим С. Л. Лашкареву, одному из полудюжины молодых людей, приставленных к российской миссии для изучения восточных языков, который фактически взял на себя управление ею в отсутствие посланника. Несмотря на османскую слежку, Лашкареву не только удалось установить контакт с Обресковым и Левашевым, но и вступить в переписку с командующим российским флотом в Архипелаге А. Г. Орловым, а также с командующим российской армией на Днестре фельдмаршалом А. М. Голицыным [162] C м.: Кессельбреннер Г.Л . Хроника одной дипломатической карьеры. С. 55. . Обресков был отпущен в Россию только в 1771 году, благодаря настойчивым усилиям австрийского и прусского представителей, которые служили посредниками на российско-османских переговорах, проходивших в последние три года войны. В качестве поверенного российской миссии Левашев сопровождал посланника во всех его злоключениях. Этот личный опыт и послужил основанием для рассмотренной выше критики Левашевым османского подхода к международным отношениям.

Как и Обресков, Булгаков также оказался узником Семибашенного замка с началом новой русско-турецкой войны 1787–1791 годов. На этот раз османы обращались с российским посланником как с «гостем» (мусафиром) с самого начала. В результате условия содержания Булгакова были нестрогими, если не сказать комфортными. Ему даже удалось направить российскому правительству секретную информацию о военных планах османов и посвятить остальное время своего заточения переводу двадцативосьмитомного «Французского путешественника» Жозефа де ла Порта, переводя по тому в месяц. Быстрота, с которой Булгаков осуществил этот перевод, выдержавший два издания, говорит о том, что даже во время войны Константинополь конца XVIII столетия мог быть удобным местом для европейских культурных занятий. Булгаков был освобожден в 1789 году, когда война еще шла полным ходом, по предложению своего политического соперника французского посла графа Шуазеля-Гуфье и вернулся в Россию через Архипелаг и Италию [163] Русский биографический словарь А.А. Половцева, статья «Булгаков, Яков Иванович». По возвращении на Родину Булгаков был назначен российским послом в Варшаве и в этом качестве участвовал во втором разделе Польши. Он закончил свою карьеру в качестве генерал-губернатора Вильно. Там он наверняка встретил Шуазеля-Гуфье, который тем временем поступил на российскую службу и получил от Екатерины II земли в Литве. После поступления на российскую службу многих врагов Французской революции интеграция России в Европу великих держав завершилась. .

Готовность султана-реформатора Селима III признать принцип неприкосновенности иностранных дипломатов проявилась семнадцатью годами позже при начале русско-турецкой войны 1806–1812 годов. В отличие от своих предшественников, представитель Александра I А. И. Италинский не стал узником Семибашенного замка. Италинский все еще мог опасаться фанатичной толпы после объявления Портой войны России в ответ на оккупацию последней Молдавии и Валахии. Однако султан позаботился о безопасности Италинского и отправил войска для охраны российской миссии. Не сумевшему предотвратить войну царскому посланнику было позволено покинуть Константинополь на британском военном корабле в направлении Архипелага, где его подобрала русская эскадра адмирала Д. Н. Сенявина [164] Михайловский-Данилевский A.И . Описание турецкой войны 1806–1812 гг. СПб.: Штаб отдельного корпуса внутренней стражи, 1843. Т. 1. С. 35. . Похожая история произошла и с А. И. Рибопьером, представлявшим Россию в Константинополе на последних этапах греческого кризиса 1820-х, завершившегося русско-турецкой войной 1828–1829 годов. После уничтожения турецко-египетского флота в Наваринском сражении в ноябре 1827 года объединенными эскадрами Англии, Франции и России Порта угрожала заточить Рибопьера, но ему удалось проскользнуть на корабле через Дарданеллы под обстрелом османских пушек [165] Кудрявцева Е.П . Русские на Босфоре. Российское посольство в Константинополе в первой половине XIX в. M.: Наука, 2011. С. 117. .