Лев Данилкин - Юрий Гагарин

— Если не войдешь в график, то отзовем тебя из аэроклуба. <���…>

Юра заметно похудел, осунулся. Некоторые подшучивали над ним: „И гагары тоже стонут…“» (4).

Двадцатого мая 1955 года Гагарин — чья голова превратилась в компьютер по расчету «плавильного, формовочного и стержневого отделений, заливки и выбивки, сушки для форм и стержней, землеприготовительного отделения, очистки и обрубки литья, склада шихты и земли, вспомогательных отделений» (4) — отдает на отзыв свой дипломный проект литейного цеха Г. Ф. Цукерману, консультанту, начальнику литейного цеха завода «Серп и Молот». В этот же день в аэроклубе вышел приказ о допуске курсантов-пилотов к учебным полетам на самолете Як-18. Гагарин допускается к полетам, которые должны начаться 30 мая на учебном аэродроме в Дубках. Туда должны выехать все курсанты, жить в палатках и готовить технику к полетам. Но 23 июня у него — защита диплома, и это мероприятие, перед которым надо все время общаться с научным руководителем и оппонентами. Как оказаться в двух местах одновременно? Мартьянов, инструктор, разрешает ему приезжать на аэродром — и учиться летать — когда ему удобно.

Синхронно Гагарин — раз уж 23 июня он все же защитился, получил диплом с отличием и вошел в пять процентов лучших выпускников СИТа за 1955 год — пробует совершить еще один радикальный маневр: поступить в Московский институт стали и сплавов. С одной стороны, таким образом он не терял специальность (и потраченные на ее изучение годы), как в случае переквалификации на летчика, и даже наоборот, перепрыгивал на следующую социальную ступень — из квалифицированного рабочего становился инженером или научным работником. С другой — избегал попадания в коридор, ни к каким особым карьерным высотам его не приводивший: мастер производственного обучения по литейному делу, место распределения — Сибирь, город Томск.

Теоретически он мог поступить в Институт стали и сплавов: «в то время технические вузы принимали вне конкурса выпускников техникумов своего профиля (так называемые пять процентов) и присылали в техникумы соответствующие разнарядки» (24). И Гагарин пытался получить направление — обращался, во всяком случае, за рекомендациями в комитет комсомола. Однако то ли в этот год разнарядка не пришла, то ли томскому ремесленному училищу позарез нужен был мастер производственного обучения по литейному делу — но, так или иначе, ход в Институт стали и сплавов был для Гагарина заблокирован.

Надо было либо спокойно собирать чемоданы и переезжать в Томск, либо уламывать директора выдать «свободный диплом», чтобы увернуться от распределения и поступить либо в институт, либо в училище гражданской авиации, либо как-то разыгрывать карту аэроклуба: окончить его, получить направление от военкомата и поступить в военное летное училище — с тем чтобы делать офицерскую карьеру. Это было простое, но далеко не идеальное решение — фактически оно означало самому явиться на призывной пункт с просьбой забрить тебя в солдаты — притом что с армией отношения у Гагарина на тот момент были улажены. В СИТе с 1953 года открылась — крайне редкая вещь для тогдашних техникумов — военная кафедра, студенты получали военную специальность «Эксплуатация И ремонт автомобилей и гусеничных машин» и, соответственно, отсрочку от призыва в армию (феноменальное везение: Тимофей Чугунов и Александр Петушков, которым 19 лет исполнилось чуть раньше, чем Гагарину, ушли служить; Гагарин подпадал под следующий призыв — но ровно в этот момент СИТ, обеспокоенный срывом «подготовки мастеров производственного обучения для ремесленных училищ» (19), открывает у себя военное отделение).

Гагарин бьется за любую возможность проскользнуть между Сциллой Томска и Харибдой армии. Он записывается на прием к директору училища, но тот отправляет его восвояси: сначала отработай положенные три года, а затем делай все что душе угодно (4). «Родионова можно было понять: он отвечал перед министерством за каждого выпускника, не прибывшего на место назначения. Тогда с этим было строго» (4).

Тем временем в Дубках — учебном лагере аэроклуба, куда уехал, вместо того чтобы сесть на поезд Саратов — Томск, Гагарин, оставшийся после защиты диплома без жилья (из общежития его уже выставили), — вовсю готовились выпустить курсантов в первый самостоятельный полет. «Началась активная подготовка к полетам. Она начиналась на земле. В специально оборудованных классах имелись макеты аэродрома, служб, самолетов, щиты с оборудованием зон полета. Здесь преподаватели и инструкторы отрабатывали детали полета, начиная с посадки в самолет и кончая приземлением и стоянкой. Казалось, чего проще — сесть в самолет, но и это оказалось для курсантов делом непростым» (4). «За каждым отделением звена закреплялся один самолет, летчик-инструктор и техник. За гагаринским отделением закрепили самолет Як-18» (6). Их наставниками в летном деле были летчик-инструктор Д. П. Мартьянов и техник С. Е. Фомин. Самолет был совсем новый, надежный и легкоуправляемый. Для обслуживания самолета техник привлек курсантов.

На многих фотографиях, сделанных курсантом В. Калашниковым, Юра Гагарин изображен в тот момент, когда он обслуживает самолет. «Прежде чем подняться в воздух, — писал Ю. А. Гагарин, — мы основательно изучили самолет Як-18, немало потрудились на аэродроме. Нам пришлось мыть машины, таскать баллоны, работать под руководством инструкторов и техников. Возвращались с аэродрома усталые, пропахшие бензином и маслом, в комбинезонах, на которых темнели масляные пятна» (4). «Вскоре курсантам выдали летное обмундирование, шлемофоны. Все с нетерпением ожидали самостоятельных полетов» (4).

Первый самостоятельный полет — взлет, простой круг, посадка — Гагарин выполнил 1 июля. «Я вырулил самолет на линию старта, дал газ, поднял хвост машины, и она плавно оторвалась от земли. Меня охватило трудно передаваемое чувство небывалого восторга. Лечу! Лечу сам!» (13).

Поскольку 1 июля совпало с советским праздником — Днем Воздушного флота, в лагерь явился Е. Иванов, корреспондент саратовской газеты с характерным названием «Молодой сталинец»; почему-то он обратил внимание именно на Гагарина — и стал первым журналистом, подробно описавшим того, кому суждено будет стать «символом идеала ЮНЕСКО и веры в человека»: «Юноша немного волнуется, но движения его четки и уверенны. Перед полетом он тщательно осматривает кабину, проверяет приборы и только после этого выводит свой Як-18 на линию исполнительного старта. Гагарин поднимает правую руку, спрашивая разрешение на взлет». Если верить преподавателю С. И. Сафронову, то выбрал журналист его сам: «Он не ходил в отличниках, и в то же время у него не было плохих оценок. Были ребята, которые летали лучше его, но он быстро их догонял. Корреспондентам молодежной газеты мы давали совсем другие кандидатуры, а они снимали и писали о Гагарине. Как вот это получается, не знаю. Он всегда чем-то притягивал. Он даже замечания выслушивал с радостью» (17).