Боб Торрес - Совершая убийство, или Политическая экономия прав животных

Короче говоря, никто из нас не может изменить мир в одиночку, и мало кто настольно наивен или самоуверен, чтобы воображать, будто сами по себе личный выбор и образ жизни изменят огромные социальные структуры неравенства. Несмотря на это, многие из нас живут способом, отражающим мир, в котором нам хотелось бы жить, даже если мы реалистично воспринимаем тот факт, что долгосрочные изменения сложны и требуют социальной борьбы. Потому как мы признаём, что расизм и сексизм — устойчивые культурные институты, одолеть которые, вероятно, не выйдет без десятилетий социальной активности, мы же внезапно не сдаёмся и не начинаем рассказывать расистские анекдоты и дискриминировать женщин в повседневной жизни, потому что жить по-другому — это просто «инновации частного образа жизни»?

Почему эти вопросы не находят отклика у людей, которые в прочих случаях неравнодушны к проблемам и выступают против других видов угнетения? Причина в том, что мы ещё не поняли, что видизм является формой угнетения; как ранее отмечал Хомский, нам требуется время, чтобы его распознать. Устроенный, как любая другая форма угнетения, видизм является чем-то большим, чем просто формой дискриминации или предрассудков; напротив, как уже отмечалось, Дэвид Ниберт утверждал, что видизм имеет структурные причины, коренящиеся во взаимообразующих экономических, идеологических и социокультурных практиках. Хотя антивидист обязательно должен отказаться от поедания животных, этого недостаточно, чтобы преодолеть глубоко укоренившиеся процессы, порождающие вопиющее неравенство. Вместо этого нам необходимо движение, которое радикально противостоит бессмысленной иерархии и господству на всех уровнях общественного устройства и признаёт, что мы все живём во взаимодействии. Социальный анархизм предлагает основу для такого движения как в теории, так и на практике.

Глава V.

Революцию нельзя купить

«Революцию нельзя купить. Революцию нельзя сделать. Можно только быть Революцией. Она в вашей душе — или нигде».

Шевек из книги Урсулы Ле Гуин «Обездоленный» [211]

Научно-фантастический роман Урсулы Ле Гуин «Обездоленный» рассказывает историю Шевека, физика из мятежной колонии Анаррес, населяющей спутник планеты Уррас. Общество на спутнике на коллективных анархических принципах, подразумевающих внеимущественные отношения, полное гендерное равенство, совместный труд и общинное проживание. Тем временем, Шевек хочет посетить Уррас — на котором царит капиталистическое общество — чтобы пообщаться с другими учёными для развития своих идей в одном из направлений теоретической физики отчасти потому, что ощущает: интеллектуальная жизнь в его мире стала консервативной и неприветливой к его идеям. Попав на Уррас, Шевек обнаруживает себя отчуждённым репрессивной социальной структурой, которая поощряет конкуренцию, атомизирует общество и погружает большинство жителей планеты в крайнюю нищету. Хоть Шевек и обнаруживает мир, богатый материальными благами, он также видит общество, пронизанное радикальным неравенством, которое вытекает из экономики и идеологии.

На Уррасе Шевек произносит речь на демонстрации, которая в итоге очень жестоко насильственно подавляется. Его слова имеют целью вдохновить революционное движение, которое вышло протестовать не только против постоянного давления репрессивного государства, но также против его вступления в войну. Хоть у меня нет намерения портить впечатление от книги и пересказывать сюжет, Шевек как персонаж интересен тем, что соответствует ценностям, которыми так гордится анархизм. Создавая этого персонажа и его историю, очевидно, Ле Гуин задумывала его как воплощение анархистских принципов не только чтобы продемонстрировать, почему они хороши, но и чтобы показать, почему так важно жить в соответствии с ними изо дня в день. Восставая против привычек, пассивности и зарождающейся бюрократии в его собственном анархическом обществе, Шевек показывает, что постоянные инновации и приверженность принципам анархизма необходимы, чтобы предотвратить превращение общества в окостеневшую, консервативную и унылую бюрократию. Однако когда Шевек оказывается на Уррасе, ему напоминают, что анархическое общество, против которого он изначально выступал, основано на ключевых общественных соглашениях, уважающих человеческую жизнь, достоинство и свободу — все аспекты социальных отношений, которые отсутствуют в общественной организации Урраса, и аспекты, которых ему самому недостаёт и о которых он обстоятельно думает.

«Обездоленный» — это лучший вид научной фантастики, потому что в нём используются широкие возможности жанра для разрешения человеческих проблем и сложностей и который не просто служит фоном для космических кораблей и сцен насилия, чтобы после превратиться в кассовый боевик. Этот вид научной фантастики может нас чему-то научить, и в данном случае Шевек продемонстрировал мне, как быть социальным анархистом, если это вообще что-то значит. Быть анархистом — не значит быть привязанным к набору принципов, которые восторжествуют когда-нибудь в отдалённом будущем, после революции — когда бы это ни произошло. Напротив, быть анархистом — значит и в повседневной жизни следовать принципам, которые ты считаешь важными и установления которых ты хочешь во всём мире. Быть анархистом также значит критически осмысливать господство, правила, порядок и организацию общества. Это также означает не принимать слепо иерархию и лидерство, даже если они устанавливаются под знаменем анархизма.

Я привожу в пример Шевека из романа Ле Гуин, потому что он подчёркивает центральный аспект характера социального анархизма, а именно: что жить в соответствии с принципами важно сегодня, сейчас, в настоящем. Мы не можем жертвовать тем, что считаем правильным, поступаясь своими принципами ради лучшего мира в прекрасном далёке, которое может никогда не наступить. Или, другими словами, средства революции полностью и неразрывно связаны с её целями. Говоря более конкретно об этой базовой идее анархизма, признание данного факта означает, что мы не можем рассчитывать вырастить эгалитарное, справедливое и равноправное общество из авторитарного этатизма, который почти неизбежно вытекает из марксистских революций и движений (см. примеры Мао, Сталина, Ленина и других). Таким образом, осознанность социального анархизма относительно средств и целей отрицает мифологию Просвещения и телеологию [212] марксисткой мысли, сторонится государственного авангардизма авторитарных левых и опровергает идею, что мы можем достичь равенства в долгосрочной или краткосрочной перспективе, используя насилие или прямое господство любого рода. Аналогично, осознанность, сопутствующая социальному анархизму, также означает не колебаться, не отступать от принципов, чтобы приспособиться к популярным политическим позициям из соображений целесообразности и ради понимания более широким движением прогрессивных сил, демократов или кто-либо ещё. Напротив, социальный анархизм требует единства идеалов и практики одновременно в утилитарном и гносеологическом смысле. Рассматривая проблемы широкого левого движения, Букчин пишет: