Николай Шмелев - Истоки. Авансы и долги

Сейчас мы вступаем в решающий этап перестройки планирования: решено, что с начала 1988 года от 30 до 50 процентов продукции предприятия в обрабатывающих отраслях будут планировать самостоятельно, без указаний сверху, что и в каких количествах производить. Это радикальнейшая перемена: ничего подобного мы не знали более полувека. Важно теперь, чтобы дело не ограничилось полумерами, чтобы сопротивление министерств, ведомств и местных властей не свело в очередной раз через инструкции и циркуляры радикальные решения к еще одному «совершенствованию» существующего механизма планирования. Важно при расширении хозяйственной самостоятельности предприятий (и не «при одновременном укреплении роли централизованного планирования», а именно за счет ограничения его сферы), при переходе от фондируемого снабжения к оптовой торговле параллельновводить плавающие, гибкие договорные цены, прекращая практику их декретирования сверху. Важно, наконец, твердо осознать, что радикальность перестройки планирования состоит в том, чтобы отказаться от централизованного директивного планирования и фондирования не только «мелочевки», но главной, преобладающей части выпускаемой продукции, чтобы одновременно прекратить устанавливать сверху (дерегулировать) цены на товары и услуги, составляющие основную часть оптового и розничного оборота.

И еще об одном. У нас много пишут о том, как надо перестроить экономический механизм, чтобы обеспечить и рост эффективности, и социальную справедливость, выдвигают многочисленные проекты идеальной организации хозяйственной жизни. Ни в коей мере не стараясь приуменьшить важность подобных разработок, отметим, что при этом все же часто упускается из виду одно простое соображение: советская экономика — сложившийся организм, обладающий собственными внутренними закономерностями функционирования и развивающийся во многом независимо от благих пожеланий экономической науки и самых совершенных и рациональных рецептов переустройства хозяйственного механизма.

Разве мало в истории примеров, когда благородные и возвышенные идеалы, прогрессивные и разумные устремления отдельных личностей и даже больших социальных групп так и оставались только идеалами и устремлениями, не находя практического воплощения? К худшему или к лучшему, жизнь в целом, и экономическая жизнь в частности, имеет свойство идти своим чередом, отбирая из бесчисленных реформаторских идей только те, которые подходят ей в данный момент и в данном месте.

Совсем недавно наша неспособность как-то повлиять на сложившийся ход вещей была особенно заметной. «В плановом, по идее, государстве мы давно развиваемся стихийно… Планы проштамповывают развитие инерционное, фиксируют то, что катится само собой, из пятилетки в пятилетку». Эти слова известного нашего экономиста, члена-корреспондента АН СССР Н. Я. Петракова как нельзя более точно отражают суть дела, ибо нет ничего более анархичного, чем несбалансированный план. Стихийность, анархия не означают в данном случае, разумеется, отсутствия закономерностей, но определяют форму, характер действия экономических законов. Они реализуются не через указания и предписания плановых органов, но помимо них, а часто и вопреки им.

Плановики считали, что могут все, что именно они определяют направления развития экономики и регулируют ее многообразные пропорции и зависимости. На самом же деле не было ничего более далекого от истины. Результаты действий плановых органов были трудно предсказуемы, а порой и прямо противоположны ожидавшимся. Система оказалась могущественнее плановиков: не они вели ее за собой, а она их. Как и всякий сложный организм, закономерности развития которого плохо изучены, экономическая система поглощена, растворяла в себе предписания и запреты директивных органов, продолжая жить своей собственной жизнью, двигаться своим, только ей известным путем, смывая или в крайнем случае огибая, подобно могучей реке, все воздвигавшиеся препятствия.

До сих пор мы очень мало знаем о реальных, «всамделишных», а не придуманных в кабинетах политэкономами закономерностях развития административной системы, которая более полувека была не то что частью, но главным стержнем всей нашей жизни. Между тем достаточно очевидно, что индустриализация за счет сельского хозяйства, «перегибы» коллективизации, агрессивная нетерпимость ко всем рыночным, товарно-денежным отношениям и многое другое — это не следствие злого умысла одного человека или даже какой-то социальной группы, но объективные закономерности становления административной системы, обнаружившиеся, кстати сказать, впоследствии в больших или меньших масштабах и в других социалистических странах. Хозяйственные диспропорции, рост запасоемкости и недогрузки производственных мощностей, ориентация на получение сиюминутной выгоды за счет перекладывания издержек «на потом», опережающий рост оптовых цен на готовые изделия в сравнении с ценами на промышленное и сельскохозяйственное сырье, изъятие прибавочного, а иногда и необходимого продукта из сельского хозяйства в пользу промышленности и опять-таки многое другое — это тоже объективные закономерности, правда, уже не становления, а функционирования и развития административной системы. И наконец, видимо, не менее закономерно и то, что только на определенном этапе своего развития административная система исчерпывает себя, саморазрушается, заменяется такой, которая основана на экономических стимулах или рыночной самонастройке.

Почему все так складывается? Почему? До сих пор этот вопрос остается без исчерпывающего ответа.

Точно так же развертывающаяся перестройка, как и всякий социально-экономический процесс, имеет свои закономерности, и понимаем мы их пока очень плохо. Много ли мы знаем, к примеру, о механизмах торможения, кроме того, что они существуют, очень сильны и связаны главным образом с бюрократией? А ведь наш собственный опыт в этом отношении едва ли не самый богатый в мире. Как 10, так и 20, и 30 лет назад были среди экономистов такие, кто серьезно анализировал диспропорции и издержки административной системы, убедительно доказывал необходимость широкого внедрения экономических стимулов и рыночных механизмов. И если административная система все эти годы не слишком изменялась, то виной тому отсутствие не идей, но действенных возможностей воплотить их в жизнь. В экономике, как и в технических науках, самым слабым звеном неизменно оказывался именно этап внедрения.

К сожалению, ограниченные, контролируемые сверху масштабы дискуссий и административные методы решения научных разногласий, худосочная статистика и запреты на исследования многих кардинальных проблем, искусственно воздвигнутые барьеры на пути международного обмена идеями и пренебрежительное отношение к западным экономическим исследованиям, как к сплошь вульгарным и апологетическим — все это не могло не сказаться на развитии экономической науки, имеющей, как и всякая другая, мировой характер. Но сказать, что ученые-экономисты только в долгу перед народом, все-таки нельзя, ибо во все времена были исследователи, предлагавшие и хозяйственный расчет, и самофинансирование, и экономические методы управления. Основная, главная наша беда в том, что их предложения не реализовывались, не осуществлялись на практике. И не по их вине.