Николай Бухарин - Политическая экономия рантье

«В особенности охотно я хотел бы заполнить один пробел… речь идёт об исследовании того, что означает и что в состоянии сделать влияние т. н. «социальной категории» — силовые отношения, возникающие из социальных учреждений… Эта глава социальной экономии не написана ещё удовлетворительным образом… Не написана она и сторонниками теории предельной полезности»[93].

Впрочем, можно заранее предсказать, что эта «глава» сторонниками теории предельной полезности «удовлетворительно» написана быть не может, т. к. они рассматривают «социальное» не как органическую часть «чисто-экономического», а как вне экономики стоящую внешнюю величину.

В противовес Бёму Штольцман, один из представителей «социально-органического метода», на которого мы часто ссылались, замечает (по поводу, разумеется, своих работ): «Объективизм… вступает в новую стадию, он делается не только социальным, он делается «историческим»; не остаётся более никакой пропасти между систематико-логическим и историко-реалистическим исследованием…»[94]. Однако, эта задача соединения абстрактного метода классиков с «объективизмом» и «историчностью» была решена — и притом без всяких этических благоглупостей — задолго до Штольцмана Карлом Марксом.

Таким образом, и здесь впереди всех идёт «устаревшая» теория пролетариата[95].

«Первая теоретическая разработка современного способа производства — писал Маркс — необходимо исходила из поверхностных явлений процесса обращения… Действительная наука современной политической экономии начинается лишь с того времени, когда теоретическое исследование переходит от процесса обращения к процессу производства»[96]. Наоборот, Бём и вся австрийская школа ставят во главу угла анализ потребления.

В то время как Маркс рассматривает общество, прежде всего, как «производственный организм», хозяйство — как «производственный процесс»[97], у Бём-Баверка производство отступает на задний план, и на первое место выдвигается анализ потребления, потребностей и желаний хозяйствующего субъекта[98]. А раз это так, то не мудрено, что исходным пунктом этого анализа являются не хозяйственные блага, как продукты, а (a priori) данное их количество, их «запас», неизвестно откуда взявшийся. Этим, в свою очередь, совершенно предопределяется и всё учение о ценности, как центральный пункт теоретической системы. Если заранее устранён производственный фактор, то ясно, что должна быть построена « внепроизводственная » теория ценности. В связи с этим стоит и оригинальное приложение метода «изолирующей абстракции»: так, Бём-Баверк при анализе ценности заставляет своих Робинзонов не производить блага, а терять или «лишаться» их; при этом самая возможность производства или воспроизводства рассматривается лишь, как «осложняющий момент», а не как такое явление, которое подлежит анализу в первую голову[99]. Вполне логично, что основным понятием австрийской школы является «полезность», из которой выводится и понятие субъективной, а затем и объективной ценности. Понятие полезности отнюдь не предполагает никаких «трудовых затрат», никакого производства; оно выражает не активное, а чисто пассивное отношение к вещам, не «предметную деятельность», а отношение к неизменному данному. Поэтому понятие полезности с успехом может функционировать в примерах, где действующими лицами являются «потерпевшие крушение», «близорукие» на необитаемом острове, голодающие «путники» и прочие порождения профессорской фантазии.

Однако, ясно, что такая точка зрения заранее исключает какую бы то ни было возможность понять общественные явления в их развитии. Последнее имеет своим двигателем рост производительных сил, рост производительности общественного труда, расширение производительных функций человеческого общества. Без потребления нет производства — это несомненно: потребности всегда являются движущим мотивом хозяйственной деятельности. Но, с другой стороны, производство самым решительным образом влияет на потребление. Маркс различает троякого рода влияние: во-первых, поскольку производство создаёт материал для потребления; во-вторых, поскольку оно определяет его вид, его качественный характер (Weise); и, наконец, в-третьих, поскольку оно создаёт новые потребности [100].

Так представляется дело, если мы рассматриваем соотношение между производством и потреблением вообще, т. е. вне зависимости от исторически определённой структуры. Если же мы будем рассматривать капитализм, то сюда присоединится ещё один важный момент. А именно, говоря словами Маркса, «общественная потребность, т. е. то, что регулирует принцип спроса, существенно обусловливается отношением различных классов друг другу и их взаимным экономическим положением, а следовательно, во-первых, отношением всей прибавочной стоимости к заработной плате и, во-вторых, соотношением различных частей, на которую распадается прибавочная стоимость (прибыль, процент, земельная рента, налоги и т.п.)»[101]. Это же отношение классов друг к другу, в свою очередь, формируется и изменяется под влиянием роста производительных сил.

Итак, прежде всего: динамика потребностей обусловливается динамикой производства . Отсюда вытекает: во-первых, что при анализе динамики потребностей необходимо исходить из динамики производства; во-вторых, что данное количество продукта, предполагающее статику в области производства, предполагает и статику в области потребления, т. е. статику во всем комплексе экономической — а, следовательно, и всякой другой — жизни[102].

Маркс поставил во главу угла именно «развитие производительных сил»: ведь целью всей гигантской теоретической работы, которую произвёл Маркс, было, по его же собственным словам, «открыть экономический закон движения современного общества»[103]. Но открыть «закон движения» там, где нет никакого движения, где предполагается данным «упавшее с неба» количество продуктов, довольно мудрено[104]. Поэтому можно заранее ожидать, что точка зрения потребления, лежащая в основе построения австрийцев, найдёт себе выражение в бесплодии теории во всех тех вопросах, которые касаются общественной динамики, т. е. самых важных вопросов, разрабатываемых политической экономией. «Как развивается техника в капиталистическом обществе, откуда происходит капиталистическая прибыль, — все эти вопросы они (т. е. представители австрийской школы. Н. Б.) не в состоянии правильно поставить, не говоря уже о том чтобы разрешить» [105].

Любопытны в этом отношении те признания, которые сделал один из горячих сторонников теории предельной полезности, Иосиф Шумпетер. Он имел мужество открыто заявить, что во всех случаях, где речь идёт о развитии, австрийская школа не может сказать ничего.