Давид Серван-Шрейбер - Антирак. Новый образ жизни

Но в том же городе существовала и другая система — система тибетской медицины. Там была даже фабрика, выпускающая тибетские растительные препараты.

Тибетские врачи лечат своих пациентов совсем не так, как принято на Западе. Они осматривают тело, как мы осматриваем садовый грунт. Они не ищут симптомов болезни, которые подчас очевидны. Вместо этого они пытаются найти недостатки в образе жизни пациента и то, в чем нуждается его тело, чтобы противостоять от болезни. Их главная задача состоит в том, чтобы укрепить организм (подобно тому, как укрепляют грунт), чтобы он смог самостоятельно противостоять проблеме, заставившей пациента обратиться за помощью.

Я никогда не рассматривал причины своей болезни с этой стороны, и поначалу такой подход меня оттолкнул, оттолкнул еще и потому, что для «укрепления тела» тибетские коллеги использовали исключительно эзотерические средства. Они говорили об иглоукалывании, медитации, травяных настоях, уделяя особое внимание изменению рациона питания. Согласно моей системе воззрений, ничего из этого не могло быть по-настоящему эффективным! Самое большее, что могли дать пациентам такие подходы, это небольшое облегчение и нечто, что отвлекало бы их от болезни, создавало ощущение, что они делают для себя что-то полезное.

Я задался вопросом: что бы я сделал, если бы был тибетцем и заболел? Какую из двух существующих параллельно систем здравоохранения выбрал? Находясь в Дхарамсале, я обращался с этим вопросом к каждому, с кем работал или встречался. Я спрашивал об этом и министра здравоохранения, который пригласил меня в Индию, и брата Далай-ламы, в доме которого я останавливался, и знаменитых врачей-лам, которым меня представили. Я говорил об этом и с обычными людьми во время пеших прогулок по городу. Я думал, что своим вопросом ставлю их в затруднительное положение. В самом деле, не слишком ли это прямолинейно — попросить сделать выбор между западной медициной (современной и эффективной) и той, к которой они, возможно, обращались из уважения к своим традициям?

Но люди смотрели на меня так, будто я задавал явно глупый вопрос. «Но это же очевидно, — непременно отвечали они. — Если это острое заболевание вроде пневмонии, инфаркта или аппендицита, нужно обращаться к западным врачам. У них есть хорошо отработанные методы для критических случаев. Но если это хроническая болезнь, тогда нужно лечиться у тибетского врача. Такое лечение занимает больше времени, но оно глубоко исследует образ жизни больного. Ведь это единственная вещь, которая действительно работает».

А рак? Считается, что для раковой клетки требуется от пяти до сорока лет, чтобы перерасти в опасную опухоль. Острая это болезнь или хроническая? Что делается на Западе, чтобы «исследовать образ жизни больного»?

Ришар Беливо заведует одной из крупнейших в мире лабораторий молекулярной медицины, специализирующейся на раковой биологии. На протяжении двадцати лет он работал с крупнейшими фармацевтическими компаниями, такими как «AstraZeneca», «Novartis», «Sandoz», «Wyeth» и «Merck». Предмет его научных исследований — выявление механизма действия антираковых лекарств и разработка новых препаратов с меньшим количеством побочных эффектов.

Беливо и его команда занимались биохимическими проблемами, бесконечно далекими от реальных проблем тех, кто страдает от рака. Но однажды его лаборатория переехала в новое помещение на территории детской больницы Монреальского университета. С этого времени все изменилось.

Его новый сосед, руководитель отделения онкогематологии, попросил его подумать о новых подходах в лечении, снижающих токсичность и повышающих эффективность химиотерапии и радиотерапии.

— Я готов использовать все, что вы предложите, чтобы помочь нашим детям, — сказал он Беливо.— Все, что можно использовать в сочетании с существующими видами лечения. Даже если это будет диета.

Диета? Разве между питанием и медицинской фармакологией, которой в течение двадцати лет занимался Беливо, существует какая-то связь? Однако после переезда Ришар каждый день проходил через отделение, где ухаживали за детьми, страдающими лейкемией. Родители часто останавливали его в коридоре и спрашивали: «Можно ли сделать еще что-нибудь для нашей дочери? Есть ли что-то новое, что можно было бы попробовать? Мы готовы сделать все что угодно для нашего ребенка...» Тяжелее всего было, когда с те-ми же вопросами обращались дети.

Беливо был глубоко потрясен, его ум был в смятении. Нередко он просыпался среди ночи с новой идеей, но, проснувшись окончательно, отметал ее: «Нет, не то». Он просмотрел груды научной литературы в поисках хоть какой-то зацепки и однажды натолкнулcя на революционную статью в престижном журнале «Nature».

В течение нескольких лет вся фармацевтическая промышленность искала синтетические молекулы, способные останавливать развитие кровеносных сосудов, необходимых для роста опухоли (см. главу 4). Авторы статьи в «Nature» , ученые из Каролинского института доктора наук Ихао Као и Ренхаи Као (Yihai Cao, Renhai Cao), впервые продемонстрировали, что такой привычный напиток, как чай (самый популярный в мире после воды), способен блокировать ангиогенез, используя те же самые механизмы, что и лекарства. Достаточно двух или трех чашек зеленого чая в день (1)!

Эта идея показалась Ришару блестящей. Она означала, что, без сомнений, поиски нужно вести в области питания! Все изученные им данные эпидемиологии фактически подтверждали это. Основное различие между населением с самым высоким уровнем заболеваемости раком и населением с самым низким уровнем заболеваемости заключалось в питании. Более того, когда выходцы из Азии заболевали раком груди или простаты, опухоли у них обычно были намного менее агрессивными, чем у жителей Запада. На самом деле, везде, где люди пьют много зеленого чая, раком болеют меньше.

Беливо впервые задался вопросом: являются ли химические соединения, содержащиеся в определенных продуктах (в том числе в чае), действенными антираковыми веществами? Ему казалось, что он наконец-то нашел то, что без малейшего риска можно предложить детям: антираковые продукты или, как он сам любил их называть, нутрицевтики [31].

Лаборатория молекулярной медицины в монреальской детской больнице Сен-Жюстин обладала прекрасным оборудованием для анализа воздействия различных веществ на рост раковых клеток и ангиогенез кровеносных сосудов, которые их питают. Если бы Беливо теперь решил бросить свою команду из 50 исследователей и оборудование стоимостью 20 млн. долларов на поиски противораковых продуктов питания, то, вероятно, довольно быстро смог бы многое сделать в этом направлении. Но это значило пойти на большой риск. Кто заплатит за исследования? Ведь еду нельзя запатентовать, и, следовательно, невозможно вернуть вложенные средства. Без более убедительных доказательств эффективности этого подхода не было экономических оснований пускаться в такую авантюру.