Джеймс Глик - Путешествия во времени. История

Когда Борхесу было 40 лет и он писал «Сад расходящихся тропок», в Вашингтоне рос мальчик по имени Хью Эверетт III, который запоем читал научную фантастику — Astounding Science Fiction и другие журналы. Пятнадцать лет спустя он был уже студентом в Принстоне, изучал физику и работал с новым руководителем — тем самым Джоном Арчибальдом Уилером, который просто обязан то и дело появляться, как этакий Зелиг, в рассказе о путешествиях во времени. Идет 1955 г. Эверетту не нравится идея о том, что простой факт измерения должен менять судьбу физической системы, он не готов ее принять [126] Суть «копенгагенской интерпретации»: до измерения частица находится сразу во всех возможных состояниях (суперпозиции состояний), а конкретное состояние формируется именно в процессе измерения, причем исход измерения можно описать только на языке вероятностей (волновых функций). Прим. науч. ред. . Он делает у себя запись о семинаре в Принстоне, на котором Эйнштейн говорит, что «не в состоянии поверить, будто мышь могла бы вызвать кардинальные перемены во Вселенной, просто посмотрев на нее» [127] И кстати, зачем останавливаться на мышах? Разве машина не может быть наблюдателем? «Ограничивать все только наблюдателями — людьми или животными, то есть считать, что любые механические аппараты подчиняются обычным законам, но почему-то не годятся на роль живых наблюдателей, — значит нарушать так называемый принцип психофизического параллелизма», — писал Эйнштейн. . Он также слышит со всех сторон отзывы от людей, недовольных различными интерпретациями квантовой теории. Он считает, что Нильс Бор «слишком осторожен». Осторожность работает, но не отвечает на трудные вопросы. «Мы не верим, что главная цель теоретической физики — построение „надежных“ теорий».

Итак, что если , спрашивает он, вдохновленный Уилером, который, по обыкновению, открыт всему необычному и парадоксальному, — что если каждое измерение — на самом деле развилка? Если квантовое состояние может быть либо A, либо B, то ни один из этих вариантов не находится в привилегированном положении: теперь существует две копии Вселенной, каждая с собственными наблюдателями. Мир на самом деле представляет собой сад расходящихся тропок. Вместо одной Вселенной мы имеем совокупность множества Вселенных. В одной из Вселенных кот определенно жив. В другой — мертв. «С точки зрения теории, — пишет Эверетт, — все элементы суперпозиции (все „ветви“) „актуальны“ и ни одна из них не более „реальна“, чем остальные». Сплошные предохранительные кавычки. Для Эверетта слово « реальный» подобно тонкому льду на поверхности темного пруда:

Когда пользуешься теорией, естественно, делаешь вид, что конструкты этой теории «реальны» или «существуют». Если теория очень успешна (то есть верно предсказывает то, что пользователь этой теории воспринимает органами чувств), то уверенность в такой теории возрастает и ее конструкты воспринимаются уже как «элементы реального физического мира». Это, однако, чисто психологическая особенность.

Тем не менее у Эверетта была теория, и эта теория утверждала: все, что может произойти, происходит в той или иной Вселенной. Получалось, что новые Вселенные создаются по желанию. Когда радиоактивная частица может распасться, а может и не распасться, а счетчик Гейгера, соответственно, зарегистрировать или не зарегистрировать этот распад, Вселенная вновь расщепляется. Его диссертация, кстати, тоже прошла трудный путь. Она существует в нескольких вариантах. Один черновик отправился в Копенгаген — и совершенно не понравился Бору. Другой, сокращенный и переработанный с помощью Уилера, превратился в статью, которую можно было опубликовать в журнале Review of Modern Physics, несмотря на очевидные возражения. «Некоторые корреспонденты», — писал Эверетт в послесловии к статье, возражают: их опыт свидетельствует, будто никакого ветвления нет, поскольку реальность у нас одна. «Этот аргумент терпит неудачу, когда оказывается, что сама теория тоже предсказывает: наш опыт будет таким, какой он есть», — писал он. А именно, что в нашей собственной маленькой Вселенной мы не замечаем никакого ветвления. Когда Коперник рассуждал о том, что Земля движется, критики возражали, что мы не чувствуем никакого движения, — и ошибались в точности по той же причине.

Опять же теория, постулирующая существование бесконечного числа Вселенных, — настоящее оскорбление для бритвы Оккама: не умножай сущностей без необходимости (то есть из всех возможных объяснений наиболее правильным будет самое простое) .

В то время статья Эверетта не привлекла особого внимания — и стала для него последней. Больше он статей не публиковал. Эверетт бросил заниматься физикой и умер в возрасте 51 года страстным курильщиком и алкоголиком. Но, возможно, так произошло только в этой Вселенной. Во всяком случае его теория пережила своего автора. Она получила имя — стала многомировой интерпретацией квантовой механики — и приобрела значительное число последователей [128] К ним относится, например, Стивен Хокинг. Прим. науч. ред. . В крайней своей форме эта интерпретация вообще исключает время. «Время не течет, — говорит физик-теоретик Дэвид Дойч. — Другие времена — это всего лишь особые случаи других Вселенных». В наши дни, когда параллельные миры или бесконечные Вселенные используются как метафоры, им оказывается полуофициальная поддержка. Когда кто-то говорит об альтернативных вариантах истории, его темой может быть литература, а может и физика. Выражения «невыбранный путь» и «неизбранная дорога» получили широкое распространение в английском языке в 1950-е и 1960-е гг. — не раньше, несмотря на известнейшее стихотворение Роберта Фроста [129] Имеется в виду стихотворение Р. Фроста The road not taken. Прим. ред. . Теперь любой гипотетический сценарий можно начать знакомой фразой «В мире, где…». И становится все труднее помнить, что это всего лишь фигура речи.

Когда существует всего одна Вселенная — если, кроме нашей Вселенной, ничего нет, — то время убивает возможность. Оно стирает жизни, которые мы могли бы прожить. Борхес знал, что фантазирует. И все же, когда Хью Эверетту было десять лет, Борхес предсказал его многомировую интерпретацию восемью точными словами: El tiempo se bifurca perpetuamente hacia innumerables futuros — «Вечно разветвляясь, время ведет к неисчислимым вариантам будущего».