Карл Саган - Наука в поисках Бога

Вопрос[неразборчиво].

К. С.:Бог, о котором говорил Эйнштейн, абсолютно не похож, как я уже несколько раз объяснял в ходе лекций, на выведенногов иудейско-христианско-исламской традиции. Он не вмешивается в нашу повседневную жизнь, никаких вмешательств на местном уровне, никаких молитв. Нельзя даже утверждать наверняка, создавал ли он Вселенную. Так что в данном случае слово «бог» используется совсем не в том смысле, в каком, насколько я понимаю, используете его вы в оправдание существующей религии. То, что для постижения этих материй нам приходится пользоваться органами чувств и умственными способностями, по-моему, очевидно. Возможно, они ограничены, но других у нас нет. Поэтому будем по максимуму использовать имеющееся. Не стоит, повторю, навязывать Вселенной свои предубеждения. Смотрите на нее непредвзято и принимайте такой, какая она есть. А какая она? В ней есть порядок. Его там поразительно много, и это не мы его туда привнесли, он там уже был. Можно, конечно, сделать из этого вывод о существовании некоего упорядочивающего принципа и, соответственно, Бога, что возвращает нас ко всем остальным доводам и вопросам: а откуда взялся этот принцип, а откуда взялся Бог? Если вы скажете, что вопросом о происхождении Бога я задаваться не должен, то почему я тогда должен задаваться вопросом о происхождении Вселенной? И так далее.

Вопрос:Профессор Саган, я к вам за советом. Как вы считаете, может отдельный человек как-то повлиять на положение дел в мире или нам нужно просто смириться и сидетьсложа руки?

К. С.:Нет, сидетьсложа руки не надо. Я думаю, если дать властям волю, мы будем двигаться тем же бесцельным курсом, которым идем уже лет сорок или больше. Прежде всего, при демократии, дающей хотя бы видимость народного контроля над правительственной политикой, нужно пользоваться всеми демократическими механизмами. Можно голосовать за тех, кто придерживается рационального взгляда в этих вопросах. Можно убедиться, что у их соперников мнение действительно кардинально отличается. Можно писать письма в газеты и так далее. Но гораздо важнее, мне кажется, каждому из нас вооружиться «детектором чепухи».

То есть власти любят уверять, что все прекрасно, у них все учтено и не надо их дергать. А нам — очень многим, особенно в вопросах, предполагающих знания из технической области, к которым относится и вопрос ядерной войны, — кажется, что это слишком сложно. Нам не разобраться. А на правительство работают специалисты. Ужнаверное, они знают, что делают. И они уж точно работают на благо нашей страны — тут каждый подразумевает свою. И потом, это настолько болезненный вопрос, что лучше я о нем думать не буду, — в психиатрии это называется «отрицание». И мне кажется, чтобы не прикончить себя собственными руками, мы должны — все мы — в этих вопросах разбираться, поскольку от них зависит наша жизнь, жизнь наших детей и внуков. Здесь нельзя полагаться на веру. Если существует ситуация, в которой должны проявить себя демократические механизмы, то вот она. Ею определяется наше будущее и все, что нам дорого. И поэтому в первую очередь нам необходимо осознать, что государственные власти, любые государственные власти, по крайней меревремя от времени врут. Некоторые врут все время, некоторые через раз, нов общем и целом власти искажают факты, чтобы удержаться у руля.

И если мы будем оставаться в неведении насчет существа проблемы и даже критических вопросов задать не сможем, вряд ли нам что-то удастся изменить. Если мы будем разбираться в проблеме, ставить грамотные вопросы, замечать противоречия, вот тогда мы куда-то продвинемся. Много чего еще можно сделать, но мне кажется, по крайней мередля начала нужно заняться этими двумя направлениями — распознавать обман и пользоваться демократическими механизмами, где только возможно.

Вопрос[неразборчиво].

К. С.:Ясно. Вы говорите, что каждому из присутствующих доводилось впадать в агрессию. Это, конечно, правда. Я уверен, что так оно и есть. Среди нас могло затесаться несколько святых… очень на это надеюсь. Нопо крайней мере ощущать в себе агрессивный настрой наверняка доводилось каждому. Однако и сострадание тоже, я уверен, доводилось ощущать каждому. Каждый из нас чувствовал любовь. Доброту. Таким образом, мы наблюдаем у себя в душе два противоборствующих начала, развившиеся, судя по всему, в ходе естественного отбора. Какие у каждого из них селективные преимущества, догадаться несложно. Соответственно, вопрос в том, какое из них одерживает верх. И вот здесь все будет зависеть от разума, поскольку речь идет о том, как рассудить две конфликтующие эмоции. Для этого понадобятся наши познавательные способности. И по этому поводу очень глубокую мысль высказал Эйнштейн. Отвечая — это было после войны, в 1945 г. — отвечая точно на такой же вопрос, как ваш, и утверждая, что преимущество нужно отдавать сострадательному началу, он подытожил: «Какая у нас альтернатива?» То есть если мы не будем, если у нас не получится, то нам конец. Мы обречены. И поэтому альтернативы нет. В ядерную эпоху неограниченная, не знающая удержу агрессия — это верный путь к катастрофе. Поэтому нам надо либо избавляться от ядерного оружия, либо менять то, что у людей считается социальными отношениями.

Но даже полное избавление от ядерного оружия проблему не решит. Появятся новые, более передовые технологии. Уже сейчас есть и химическое, и биологическое оружие, воздействие которого, возможно, будет еще страшнее ядерной войны. Это и есть тот самый ключевой момент, который я подразумевал, говоря, что в познании себя мы сейчас находимся на историческом перепутье. Это не значит, что нам нужно резко стать другими: мы проявляем сочувствие уже миллион лет. Вопрос в том, какому началу человеческой души власти (и средства массовой информации, и церковь, и школа) отдадут предпочтение. Чему они предпочтут учить? Какое из начал они будут поощрять?

Я всего лишь хочу сказать, что у нас есть возможность выжить. Гарантий я дать не могу. Искусство пророчеств ныне утрачено. И я не знаю, какова вероятность выбора того или иного пути. И никто не говорит, что будет легко. Но, как считал еще Эйнштейн, если мы не изменимсвой образ мысли, все будет потеряно.

Редактирование этих лекций дало мне возможность представить, будто мы с Карлом снова работаем вместе. Я словно своими ушами слышала то, что он говорил на лекциях, и возвращалась в наши благословенные 20 лет общих мыслей и совместного творчества.

Нам выпало удовольствие работать над несколькими проектами, в том числе сценарием телесериала «Космос», в соавторстве с нашим дорогим другом астрономом Стивеном Сотером. После смерти Карла мы со Стивеном разработали первые две программы для планетария в великолепном Роуз-центре при Американском музее естественной истории в Нью-Йорке.И отредактировав Гиффордскиелекции Карла для издания в виде книги, я пригласила Стива помочь мне на завершающем этапе. Мы были уверены, что Карлу вряд ли захотелось бы включать в книгу слайды 1985 г., использовавшиеся на лекциях. За это время астрономы стали видеть дальше и четче, поэтому Стив подобрал великолепные иллюстрации взамен устаревших. Кроме того, он уточнил в сносках некоторые факты, по которым за это время появились новые данные. Я благодарна ему за весомый редакторский вклад.