Владилен Барашенков - Вселенная в электроне

Ну а дальше, чем будут заниматься ученые в очень отдаленном будущем?

Пожалуй, единственный, хотя и не очень надежный способ разведки столь далекой перспективы — научная фантастика. Очень часто, особенно учеными, этот термин используется как синоним чего-то сомнительного, необоснованного, выходящего за рамки научной логики. Это действительно так, фантастика всегда связана с допущениями и экстраполяциями, порой настолько далекими, что они выглядят уже произвольной игрой ума. И тем не менее фантастика — это уникальный способ познания будущего.

В меру своих знаний и таланта писатель-фантаст — всегда исследователь. Не случайно, когда речь идет об очень дискуссионных или о только еще намечающихся проблемах, к фантастике, как способу удобного и весьма эффективного анализа, обращаются сами ученые. Научная фантастика предоставляет неограниченные возможности мысленного экспериментирования, что особенно ценится учеными. Таким путем можно подняться над гипнотизирующими целями ближайшего будущего и ощутить дыхание последствий научных достижений.

И вот, отдавая себе отчет в шаткости используемого метода, попытаемся, блуждая по страницам научно-фантастических книг, заглянуть в далекое будущее. Самый простой способ для этого — экстраполировать современное состояние науки и техники, предположив, что все будет побольше, поярче и посильнее. Подобно тому как древнеегипетский жрец, дав волю своему воображению, мог предвидеть, что через тысячу лет люди «достанут луну», будут жить в огромных домах-пирамидах, смогут летать, как птицы, и плавать, подобно дельфинам, мы также можем предсказать, что в будущем человечество в несравненно большей степени, чем ныне, овладеет пространством и временем. В книгах нет недостатка в различных «нуль-транспортировках», « Т -переходах», «четырехмерных проколах» и других способах «покорять» пространство и время. Аналогичным образом можно экстраполировать современные кибернетические проблемы и представить себе мыслящих роботов, работающих в кипятке и в космическом холоде, летающих на умных и добрых драконах счастливых и сильных людей-долгожителей с атомными батареями в кармане комбинезона и тому подобное. И в этом есть большая доля истины. Многие из таких предсказаний — может быть, в несколько отличной форме — действительно осуществятся. Однако едва ли древнеегипетский жрец мог бы предположить, что в наше время наука станет не тайным деянием кучки избранных, а одной из главных сторон человеческой деятельности. Но именно эта особенность современной науки, а не конкретные инженерные достижения в виде самолетов, кораблей и тому подобного, является характерной чертой нашего времени. Вид науки — вот это предугадать очень трудно.

По мнению некоторых футурологов — людей, для которых прогнозы являются специальностью, — одно из главных отличий человеческого общества, каким оно будет через тысячу лет, от его современного состояния должно состоять в полной потере различий между естественным и искусственным — изготовленным на заводе и в лаборатории. В еще более далекой перспективе можно предвидеть проблемы создания искусственных миров путем воздействия на основные физические константы — скорость света, заряд электрона и так далее.

Вполне возможно, что в этих прогнозах мы похожи на неандертальца, размышляющего о судьбах мира, но так уж устроен человек, он не может не задумываться о будущем.

Как повествует древний греческий миф, по приказу грозного Зевса искусник Гефест из воды и земли изготовил Пандору — женщину необыкновенной красоты. К дню рождения боги подарили ей шкатулку, в которой были заперты все человеческие несчастья. Движимая любопытством, Пандора неосторожно открыла шкатулку, и несчастья вырвались на волю. В растерянности она захлопнула ящик, успев задержать одну только Надежду. Наука будущего призвана сыграть роль доброго волшебника, который, в конце концов, спрячет все несчастья обратно в шкатулку Пандоры.

Теперь самое время поставить точку. Однако книга, посвященная современной науке, была бы неполной, если не коснуться еще одной интересной и дискуссионной темы — о соотношении науки и искусства. Эти две области нашей культуры часто рассматриваются чуть ли не как антиподы: в науке — расчет и логика, в искусстве, напротив, — чувства и эмоции; наука размышляет, искусство переживает. Что между ними общего?

Чтобы подчеркнуть, какая пропасть разделяет науку и искусство, мой знакомый, художник, как-то заметил, что если нам когда-либо повстречаются инопланетяне, их науку мы поймем — законы логики везде одинаковы, — а вот их искусство, возможно, так и останется для нас тайной за семью печатями. Формы его могут быть такими, что нам даже в голову не придет назвать их искусством! Когда мы встречаем дикие племена с особым образом изуродованной (с нашей точки зрения!) формой головы или шеи, с носом, проткнутым палочкой, и до безобразия вывернутыми губами, мы с трудом, но все же можем осознать, что это — искусство. А вот что бы мы сказали, встретив осьминогоподобное существо с подрезанными и надорванными щупальцами? Искусство в первую очередь обращено к чувствам, его восприятие основано на близости порождаемых им ассоциаций, а это возможно лишь при общности культуры. Наше искусство выражает то особое, специфическое, что свойственно нам, людям. Наука же, напротив, выражает существующие независимо от нас законы. В этом смысле она универсальна, одна для всей Вселенной. Отсюда видно, насколько различны по своей сути теория относительности и музыкальная симфония, хотя и ту и другую можно изобразить значками — формулами и нотами.

Конечно, у искусства тоже есть свои законы, но от этого оно не теряет своих характерных особенностей, и для того, чтобы его понять, нужно не столько знать его законы, сколько иметь связь с соответствующей культурой. Свести гармонию к алгебре никогда не удастся!

И все же… Несмотря на все сказанное, наука и искусство имеют очень много общего. Более того, можно утверждать, что в своей сущности это, так сказать, две стороны одной медали, различие лишь в акцентах.

Наше познание мира — нас самих и всего, что нас окружает, — имеет две стороны, два аспекта: логику и непосредственное восприятие — интуицию, когда человек посмотрел, и ему без всяких рассуждений вдруг стало ясно, что дело обстоит вот так-то, а не иначе. В науке логический аспект преобладает. Однако в ней непременно присутствует и интуитивный элемент, хотя бы уже потому, что всякая наука начинается с первичных, логически недоказуемых положений, получаемых путем прямого обобщения опытных данных. Плохому ученому такое обобщение дается с трудом; напротив, талантливый исследователь в хаосе экспериментальных фактов, так сказать, внутренним чутьем усматривает определенную закономерность. Говорят: его осенило. Как совершается такой процесс внутренней подсознательной деятельности в нашем мозгу, наука пока не знает. Но и после того как будут выяснены его законы, когда мы поймем, как рождается мысль, различие между логикой и интуицией сохранится. В общем, хотя наука — логическое построение, она не может существовать без интуиции.