Стивен Вайнберг - Всё ещё неизвестная Вселенная. Мысли о физике, искусстве и кризисе науке

Я считаю, что это действительно единая цель, ради которой физики, например Шон Кэрролл, Дэвид Дойч, Брайан Грин, Стивен Хокинг, Лоуренс Краусс, Алан Лайтман и Лиза Рэндалл, и биологи, такие как Ричард Докинз, Стивен Джей Гулд и Эд Уилсон, отвлекаются от своих исследований, чтобы писать книги для массового читателя. Есть, конечно, и другие цели. Кажется, это Эдвард Морган Форстер сказал, что он пишет, дабы заслужить уважение тех, кого сам уважает, и заработать себе на хлеб. Я не скажу ни слова против хлеба, однако первая цель Форстера имеет особое значение для теоретической физики. Наша работа настолько абстрактна и так сильно связана с беспристрастными математическими законами, не имеющими отношения к людским делам, что только сочинение книг для широкой публики дает ценную возможность на время покинуть башню из слоновой кости теоретических исследований и пообщаться с огромным внешним миром.

В течение нескольких лет после своего основания в 1824 г. Политехнический институт Ренселлера в городе Троя, штат Нью-Йорк, был единственным американским гражданским инженерным университетом. Между прочим, выпускник именно этого института Теодор Джуда был тем, кто проложил оптимальный маршрут для западной части нашей первой трансконтинентальной железной дороги, а еще один выпускник, Вашингтон Реблинг, осуществлял надзор за строительством Бруклинского моста. Поэтому я был очень рад, когда в мае 2016 г. меня пригласили в этот институт на церемонию присвоения почетной степени доктора наук. Всех трех награжденных этой степенью участников попросили выступить с короткой речью перед выпускниками и их семьями. Текст моего краткого выступления, который ранее не публиковался, приведен в этой главе.

Считается, что в церемониальных речах, адресованных заканчивающим университет студентам, должны звучать мудрые слова, которые помогут выпускникам в дальнейшей жизни. Мой опыт физика-теоретика вряд ли сильно поможет подобрать такие слова. В своей работе мне приходилось иметь дело с экстремальными временны́ми интервалами, начиная от очень коротких, в течение которых частица, движущаяся со скоростью света, не успевает покинуть атомное ядро, до сопоставимых с возрастом Вселенной после Большого взрыва, 13,7 млрд лет. Что такой физик, как я, сможет сказать молодым юношам и девушкам, задумывающимся о своем ближайшем будущем?

Что же, одну вещь я скажу. Ученые, инженеры и архитекторы в своей работе часто получают поучительный, не всякому доступный опыт. Я имею в виду переживания, возникающие, когда вы обнаруживаете, что в чем-то ошиблись. И не просто заблуждаетесь, а окончательно и бесповоротно понимаете, что уже совершили ошибку.

Вот один пример. Когда я оканчивал университет, то узнал о гипотезе, выдвинутой двумя физиками, Ли Чжэндао и Янгом Чжэньнином, о том, что зеркальная симметрия [125] Симметрия уравнений движения относительно изменения знаков координат всех частиц. — Прим. пер. фундаментальных законов природы является всего лишь приближением. Тогда я думал, что эта гипотеза абсурдна. Ведь каждому известно, что, хоть мы и различаем право и лево, когда пишем или управляем автомобилем, в фундаментальных законах природы этого различия нет. Позже эксперименты показали, что частицы нейтрино, испускаемые радиоактивными материалами, всегда имеют левый спин и никогда — правый. И больше не нужно никаких дополнительных аргументов: после этого открытия сразу стало очевидно, даже мне, что я ошибался. Полагаю, архитекторы и инженеры могут столкнуться с такими же ситуациями, когда их расчеты неизбежно покажут, что какая-то блестящая идея не сработает или когда что-то развалится, как собор Святого Петра в Бове или мост Такома-Нэрроуз.

Ошибки могут быть чрезвычайно поучительными. Они избавляют от высокомерия и самонадеянности, открывают дорогу новым идеям. Веками наш мир страдал от политических и религиозных лидеров, которые вели себя так, будто были уверены в том, что они постигли истину и могли передать эту уверенность своим последователям. И все это продолжается и поныне, в чем можно убедиться, заглянув в любую газету. Поэтому в качестве напутствия выпускникам я хочу пожелать, чтобы вы, ради благополучия всего мира и ради вашего собственного благополучия, стремились признавать свои ошибки, которые неизбежно совершите на своем пути в большом мире, и даже немного гордились тем, что, будучи учеными, инженерами или архитекторами, вы способны понять, что были в чем-то не правы.

Этот публикуемый впервые очерк основан на тексте моего выступления на церемонии вручения премии имени Джеймса Джойса в Литературно-историческом обществе Университетского колледжа в Дублине, которая состоялась 10 февраля 2009 г. Здесь я выступаю с позиций культурного реакционера. В своей автобиографии Генри Адамс [126] Американский писатель и историк. Наиболее известна его автобиографическая книга «Воспитание Генри Адамса». — Прим. пер. определяет себя как человека XVIII в., обреченного прожить большую часть своей жизни в XIX в. с небольшой надеждой на XX в. Я могу про себя сказать то же самое, только, конечно, все даты будут сдвинуты на 100 лет вперед. Когда я рассказал Джеффу Дину из Harvard University Press, что ни один из прочитавших этот очерк не согласился с изложенными здесь мыслями, Джефф ответил, что может понять почему.

Очень приятно получить премию, учрежденную в честь писателя, которым я так восхищаюсь. Вдвойне приятно, что это дает мне смелость поговорить о творческом процессе в литературе и других искусствах с точки зрения физика, предъявляющего достаточно высокие требования к художественному творчеству. Нет, я не питаю иллюзий о том, что научные открытия как-то влияют на искусство. Научные открытия могут служить искусству источником вдохновения или метафорой, но и любые другие вещи тоже могут. Скорее, мне кажется, между методами работы теоретических физиков и людей искусства можно провести некоторые параллели, которые позволят глубже взглянуть на современные проблемы как науки, так и искусства.

На первый взгляд эта тема может показаться малообещающей. Обычно ученого представляют как человека, который надевает белый халат и идет в лабораторию, где он проводит эксперименты, раскрывающие объективные факты о природе. Ученый воспринимается как честный наблюдатель, творческое начало которого проявляется только при проектировании экспериментов и написании заявок на исследовательские гранты. Творческий подход к записи экспериментальных данных не одобряется.

В таком карикатурном образе ученого есть частицы правды. Некоторые сотрудники лабораторий действительно носят белые халаты. Однако работа физика-теоретика совершенно иная. Хорошо это или плохо, но наша повседневная работа больше похожа на работу поэтов, композиторов или художников, чем на труд ученых-экспериментаторов. Мы, теоретики, редко заходим в лаборатории. Наоборот, сидя за своими столами, мы вольны создавать любые теории, какие нам нравятся, с любым разнообразием частиц и сил, так же как поэты или композиторы вольны переносить на бумагу любые понравившиеся им слова или ноты или художники — понравившиеся краски на холст. Большая часть теорий, которые мы выдумываем, не работают, так же, я полагаю, как и большая часть произведений, создаваемых людьми искусства.