Маргарита Рютова-Кемоклидзе - Квантовый возраст

Через три недели Мюнкеберг снова появилась в Геттингене. Она весело рассказывала о своих переговорах с Варбургом, изображая в лицах попеременно себя и барона. Она прекрасно владела приемами пантомимы, легко «опиралась» на несуществующую лыжную палку, хватала ртом воздух, изображая одышку старого банкира, и меняла голос.

— Скажите, барон, вы не могли бы в мою пользу потратить немного денег?

— Здесь, в горах?

— Нет, барон. У меня есть очень способный… доктор. При словах «очень способный» Рената сделалась бароном и вздрогнула.

— Мне даже неудобно просить вас о такой сумме, но мне нужно, чтобы вы ее дали.

— Сколько стоит ваш доктор?

— На первое время, вероятно, тысячу марок. Рената облегченно вздохнула за барона и прошамкала:

— Это мы сделаем, милая.

Деньги, полученные Румером от барона Варбурга, поразили Борна не меньше, чем самого Румера. Какой-то иностранец из непонятной страны, не имеющий ни кола ни двора, оказался настолько способным, что кто-то вступает за него в переговоры с Варбургом — и успешно! Борн даже упомянул об этом в одном из своих писем Эйнштейну (письмо датировано 13.11 1929 г.):

«…Господин Румер находится здесь, в Геттингене. От господина Варбурга из Гамбурга он получил поддержку с тем, чтобы иметь возможность некоторое время еще позаниматься» [2, с. 12].

Это, казалось бы, несущественное замечание о Румере в письме, где больше о нем ничего нет, Борн, по-видимому, сделал сознательно. В августе он уже писал Эйнштейну о «молодом человеке из России», послал ему оттиск его работы, просил разобраться и помочь. Эйнштейн не ответил Борну на то письмо, а написал прямо Румеру, что работа ему не понравилась и что он вообще этим не интересуется. Румера, конечно, огорчил обидный ответ Эйнштейна, но не очень. И тогда Борн написал Эренфесту. Вот тут и вошел в жизнь Румера Павел Сигизмундович Эренфест. Борн послал Эренфесту работу Румера, копию своего письма Эйнштейну от 12 августа и попросил разобраться. При первой же встрече с Эйнштейном Эренфест как бы между прочим спросил Эйнштейна, какого он мнения о работе Румера. «А кто это? — спросил Эйнштейн. — Я с его работой не знаком. Расскажи, что там интересного». Эренфест рассказал.

— Почему же мне не прислали эту работу?

— Как не прислали? Борн послал тебе еще и длинное письмо. Вот, я получил его копию. И ты им ответил, что тебя это не интересует.

— О! Неужели вы с Борном не понимаете, что я не в состоянии читать все работы, которые мне присылают! Скажи Борну, пусть пришлет ко мне этого молодого человека.

В становлении современной физики Эренфест играл совершенно особую роль. Это был величайший критик. Эйнштейн писал о нем: «Его величие заключалось в чрезвычайно хорошо развитой способности улавливать самое существо теоретического понятия и настолько освобождать теорию от ее математического наряда, что лежащая в ее основе простая идея проявлялась со всей ясностью. Эта способность позволяла ему быть бесподобным учителем» [32, с. 191]. Когда появлялась новая работа, все спрашивали, что сказал о ней Эренфест. Считалось, что, если Эренфест работу одобрил, ее надо читать, если нет — читать не стоит. Эренфесту суждено было стать близким другом Борна и Эйнштейна, Бора и Паули, Планка, Дирака… В своих воспоминаниях об Эренфесте Иоффе писал: «Семинар Эренфеста привлекал ученых отовсюду. Сделать доклад и выдержать дискуссию у Эренфеста была большая честь, а содержание доклада при этом обогащалось десятками непредвиденных возможностей» [33, с. 43].

Есть письмо Эйнштейна, в котором он писал: «Павел! Я так дорожу твоей дружбой! Я нуждаюсь в ней гораздо больше, чем ты в моей» [Там же].

Сразу же после разговора c Эйнштейном о Румере Эренфест послал молодому человеку телеграмму о том, что Эйнштейн его ждет, и немного денег на всякий случай.

14 декабря Эйнштейн писал Борну: «…Господин Румер мне очень понравился. Его идея привлечения многомерных множеств оригинальна и формально хорошо осуществлена. Слабость коренится в том, что найденные таким образом законы не полны и пути для логического обеспечения и полноты не предвидятся.

Во всяком случае было бы хорошо, если этому человеку будет предоставлена возможность для научной работы. Самым лучшим, конечно, было бы просить о должности, которая оставила бы достаточно досуга для свободных занятий…

…Нельзя ли было бы для таких случаев получить место преподавателя в гимназии или другие должности с уменьшенной нагрузкой и оплатой? Это, безусловно, лучше, чем выданная на срок стипендия, так как аист, приносящий духовного новорожденного, является чересчур вольной птицей, не признающей сроков выполнения поставок» [2, с. 15].

Борн ответил Эйнштейну на это письмо незамедлительно (ответ датирован 19 декабря):

«Дорогой Эйнштейн!

Я очень рад тому, что ты хочешь принять господина Румера. Идея направить его на какую-нибудь должность, которая оставила бы ему время для научной работы, теоретически, конечно, очень хороша, но практически трудновыполнима. Очень желательным было бы обеспечение местом преподавателя гимназии с уменьшенным количеством часов и оплатой, но, конечно, и осуществить это очень трудно и, наверное, возможно только после многолетней подготовки. Мои собственные отношения с министерством чересчур слабы для того, чтобы просить что-либо в этом отношении. Но, может быть, понадобится твое влияние. Мне это в самом деле представляется практической задачей, при решении которой можно будет обратить на пользу молодым людям весомость твоего имени. Не мог ли бы ты напроситься на прием к министерскому директору Рихтеру и изложить ему это дело?

Но в настоящее время господина Румера эти песни на будущее (Zukunftmusik) не устраивают. У него, кстати, есть практическое образование — техникум в Ольденбурге, где он сдал выпускной экзамен. Он мог бы найти место на практической службе, но при царящей сейчас безработице иностранцу найти работу в Германии — дело абсолютно безнадежное.

В настоящее время, как мне кажется, действительно ничего не остается, как обеспечить ему, по крайней мере на год, стипендию. Моя жена говорила мне, что ты собираешься сделать это вместе с Эренфестом, и именно из Рокфеллеровского фонда…

Будь, пожалуйста, добр и напиши господину Тисдалю (Рокфеллеровский фонд, 20, рю де ля Бом, Париж) ходатайство о стипендии г-ну Румеру на 1 год пребывания у тебя, или же у меня, или где-либо еще и добавь, что Эренфест и я поддерживаем эту просьбу» [Там же].

В комментарии к только что приведенным письмам Борн писал:

«Эйнштейн все чаще и чаще высказывал мысли о том, что стремление к познанию не должно быть связано с практической работой, дающей средства для жизни, но что исследования должны являться чем-то самостоятельным. Сам он написал свою первую большую статью, когда зарабатывал себе на хлеб работой в качестве служащего в швейцарском бюро патентов в Берне. Только так, полагал он, можно утвердить свою духовную независимость. Его предложение о том, чтобы Румер подыскал место учителя гимназии с сокращенным (по сравнению с нормой) числом преподавательских часов, имело непосредственное отношение к этому кругу идей.