Виктор Смирнов - Гражданственность и гражданское общество

Итак, выделив основные признаки гражданского общества, зададимся вопросом, можно ли на основании того, что в России, Беларуси и в других постсоветских странах появились и существуют множество различных партий, движений и ассоциаций, утверждать, что гражданское общество западного образца на постсоветском пространстве существует или, как минимум, успешно развивается? По нашему мнению, нельзя. Формы парламентской демократии, скопированные у Запада, у нас не основываются на тех базовых структурах самоорганизации, которые мы определяем в качестве сущностной основы гражданского общества. Партии, движения и ассоциации должны выражать групповой (который, с точки зрения субсидиарного принципа, легален постольку, поскольку объединяет сумму частных интересов граждан) интерес тех или иных социальных групп. Так, в эпоху своего рождения республиканская и демократическая партии США выражали интересы городской буржуазии Севера и сельской (плантаторов) аристократии Юга соответственно. Сегодня электорат партий кардинально изменился, однако и сейчас можно достаточно однозначно соотнести определенный групповой интерес конкретных социальных групп с поддержкой той или иной партии. Точно с такой же точки зрения можно рассматривать тори и вигов в Англии, ХДС, ХСС и СДПГ в Германии и т. д. Суть же парламентской политической процедуры заключается в согласовании интересов тех социальных групп, интересы которых и представляют партии. Сама возможность политического торга, компромиссов, иных видов согласований основана на примате частного интереса граждан.

Напротив, основа самоорганизации в восточнославянских обществах заключается в апелляции к общественному интересу, и легитимность любой гражданской инициативы подтверждается сверху — как подтверждение ее соответствия интересу всего общества через соотнесение заявленной инициативы и фундаментальных ценностей, провозглашаемых властью и принятых обществом, либо носителем альтернативной легитимности в ситуации мировоззренческого раскола общества. Как следствие, партии на постсоветском пространстве являются, как правило, макетами, продуктами манипуляций власти либо, в лучшем случае, фракциями одной, «государственной» партии. А если все же и появляются более реальные и независимые от власти партии, то и в этом случае они мало имеют общего с политическими партиями на Западе, поскольку априори не способны к политическому торгу. Утверждая собственную легитимность через приверженность альтернативным фундаментальным ценностям, они попросту не имеют поля, на котором возможно было бы развернуть политический торг, идти на компромиссы и согласовывать позиции, ибо конкурируют во всех сферах, вплоть до мировоззрения. Таким образом, их противостояние заведомо антагонистично.

Из всего вышесказанного видно, что система партий, движений и ассоциаций вовсе не является показателем наличия или отсутствия гражданского общества классического типа. Нельзя забывать, что противопоставление субсидиарного и коммунитарного типов общества, примата частного или общественного в нем есть противопоставление идеальных типов. Реальные общества, как западное, так и других цивилизаций, находятся на определенном расстоянии от крайних позиций. Соответственно, в любом социальном действии в сфере самоорганизации можно выделить разнонаправленные векторы. В политической сфере, наверное, можно ожидать появления партий, более похожих на западные парламентские партии, и появления оппозиции, которую власть определяет как «конструктивную оппозицию». Однако вес таких партий в обществе, очевидно, будет гораздо ниже, чем вес парламентских партий на Западе.

Таким образом, можно еще раз подчеркнуть, что гражданское общество как социальный институт обеспечивает управляемость автономного от власти общества на уровне самоорганизации. В этом смысле институт гражданского общества представляет собой совокупность социальных ролей, норм и ценностей, определяющих отношения граждан и ассоциаций друг с другом и государством, основанные на принципе субсидиарности: 1) по поводу перераспределения власти; 2) на основе самоорганизации, а не императивных норм законодательства; 3) в условиях возможности свободного и рационального выбора различных ассоциаций, созданных по инициативе граждан.

Основными эмпирическими показателями феномена гражданского общества выступают признаки, которые отражают необходимые и достаточные связи между людьми и ассоциациями в отношениях с государством. Это: 1) показатели, отражающие отношения людей к власти по поводу власти; 2) раскрывающие субстратный аспект гражданского общества — способность людей к самоорганизации; 3) характеризующие субъекта (актора) гражданских действий, его готовность отдать ассоциации часть своей свободы, способность свободно и рационально проявлять инициативу, вступая в ту или иную ассоциацию, и, что особенно важно, признавать легитимность следования частным интересам в сфере политического со стороны всех гражданских контрагентов (граждан, ассоциаций, партий).

Наша идея состоит в том, что в обществе, построенном на субсидиарной основе (в котором только и возможно гражданское общество классического образца), субъекты, выступающие в сфере публичной политики от лица тех или иных социальных групп, не только могут, но и должны провозглашать свою приверженность частному (групповому как сумме частных) интересу этих групп. На этом зиждется их легитимность в политической сфере. В обществе же коммунитарного типа субъекты публично-политического пространства, наоборот, утверждают свою легитимность через апелляцию к общему благу, и более того, подозрение в преследовании частных и групповых интересов становится тяжким обвинением.

Пока, как правило, социологи в исследованиях идут по пути прямых вопросов о необходимости или ненужности гражданского общества в нашей стране. Между тем изучение гражданского общества должно выражаться не с помощью вопросов типа: «как вы считаете, развитие гражданского общества: это хорошо или плохо?», «необходимо ли в нашей стране гражданское общество» и т. п., а в выяснении того, готов ли каждый гражданин в реальной ситуации отчуждать свою свободу в пользу той или иной гражданской ассоциации? Доверяет ли он распоряжаться своей свободой институтам гражданского общества? Как свидетельствуют опросы в Беларуси, большинство опрошенных белорусов доверяют государственной власти в лице Президента Республики Беларусь (свыше 60 %) и различным ветвям власти (Национальному собранию, Совету министров, конституционному суду и местной власти — более трети опрошенных соответственно каждой ветви власти). Таким же общественным ассоциациям, как независимые профсоюзы, доверяют только 15,6 % респондентов, политическим партиям — 9,8 %, представителям зарубежных организаций, фондов в Республике Беларусь — 12,4 %, оппозиционным партиям и движениям — 4,7 % респондентов [2] Мониторинг изучения общественного мнения населения Беларуси «Состояние и тенденции изменения белорусского общества», проведенный Институтом социологии НАН Беларуси в апреле 2010 г. (всего опрошено по республиканской выборке 2237 чел.). .