Виктор Смирнов - Гражданственность и гражданское общество

И в том, и в другом случае источником власти является народ, однако в рамках субсидиарной идеологии народ делегирует определенные права вышестоящим органам, и так по иерархии от низших к высшему, в другой модели народ принимает или, наоборот, отказывает в доверии цельному комплексу представлений, ценностей, идеалов и норм, который в свою очередь придает легитимность всей властной иерархии.

Как отмечалось выше об иерархии и легитимности в организации власти, в отечественном социуме легитимность идет не снизу вверх, а сверху вниз. Как следствие, любая гражданственность может выглядеть самозванчеством без наделения легитимностью со стороны высшей власти или носителя альтернативной легитимности. В то же время отказ от наделения легитимностью со стороны власти в глазах народа выглядит несправедливостью, если действия лица, взявшего на себя ответственность, очевидно направлены на благо людей и страны. В истории России мы можем найти достаточно примеров успешного, справедливого поведения высшей власти в подобных ситуациях. Например, показательна история Ермака, покорителя Сибири. Ермак берет на себя ответственность (войну с сибирскими татарами) и, соответственно, власть в этой сфере, после первых успехов посылает к царю своего сподвижника, атамана Кольцо, за ресурсами и в первую очередь за легитимностью и успешно получает и то и другое. Цепь власти и управления связывается. Приведенный пример, конечно, исключителен, но подобная коллизия вновь и вновь разрешалась на гораздо более обыденном уровне на всем протяжении русской истории.

В отечественных политико-организационных формах попытки преодолеть разделение единого социального пространства на власть и противостоящее ему общество (общественность) выражались и в земской системе конца XIX, начала XX вв., в Советах как специфических органах власти, избегающих политического профессионализма. Позднесоветская борьба с номенклатурой, даже деятельность многочисленных пролиберальных движений во многом проникнуты тем же духом. Более того, не только в России, не только в постсоветских новых независимых государствах, но и в странах Восточной Европы мы можем говорить о господстве таких, в определенном смысле коммунитарных взглядов. Польский философ и социолог Е. Шацкий в статье «Протолиберализм: автономия личности и гражданское общество» продемонстрировал, насколько восточноевропейская «либеральная» оппозиция в 70-80-е годы ХХ в. была по сути нелиберальна (в классической западной трактовке этого понятия). «Вот почему частная жизнь, спокойная приятность пользоваться личной независимостью, как писал Б. Констан, — лозунги, до сих пор высоко чтимые западными либералами, — не могли быть привлекательными для тех в Восточной Европе, кто критически относился к коммунизму и стремился существенным образом изменить status quo. требование автономии и освобождения личности должно было прежде всего подразумевать возможность ее участия в общественной жизни, а также быть декларацией права на нарушение границы частной сферы. Иными словами, движение мысли шло в направлении, противоположном тому, в котором двигался западный либерализм: частное должно было стать общественным» [268, с. 80]. Западный либерализм в полном соответствии с принципом субсидиарности кладет в основу гражданской свободы (и гражданского общества) неприкосновенность приватной сферы гражданина. Гражданские свободы соответственно сводятся к праву на ее защиту, свободе отстаивания частного интереса. В Восточной же Европе речь, наоборот, шла о противодействии попыткам власти обособиться от общества посредством ограничения активности граждан сферой частной жизни. Таким образом, ситуация, напрямую связанная с разделением социума на автономные власть и общество (что и делает неприкосновенность приватной сферы гражданина важнейшей ценностью на Западе), нетерпима уже в Восточной Европе, где протест был направлен против подобного разделения, а общественный идеал лежит в русле преодоления этого разделения.

Неспособность государства в общем и чиновничества в частности воспользоваться гражданской активностью людей, игнорирование ими гражданственности неоднократно становились одной из важнейших причин кризисов управляемости, сотрясавших как Российскую империю, так и СССР и современную Россию.

Таким образом, можно сделать следующие выводы.

Перед обществом, в котором появляется автономная властная иерархия в виде рациональной бюрократии, возникает проблема периферического управления, и в разных обществах она решается по-разному. Если на Западе проблема решается посредством «гражданского общества», реализующего отношения управления, то в рамках восточнославянской цивилизации проблема разрешается за счет «гражданственности». Гражданственность есть социальный институт, обеспечивающий управляемость обществом на уровне самоорганизации за счет преодоления взаимной автономии общества и власти. Гражданственность как социальный институт есть совокупность интериоризованных социальных ролей, норм и ценностей, регулирующих взаимоотношения людей друг с другом и с властными институтами в обществе, основанном на коммунитарных принципах: 1) в процессе самоорганизации; 2) на основе индивидуальной инициативы, связанной со способностью брать на себя ответственность за проблемную ситуацию в обществе в сфере своего социального влияния; 3) при условии легитимации этой инициативы авторитетом власти или носителем альтернативной легитимности в ситуации мировоззренческого раскола общества, подкрепляемой социальными ожиданиями общества (сообщества).

В монографии гражданственность рассматривается двояким образом: и как способность человека выполнять определенную роль в рамках институциализированных отношений (в этом смысле говорят о гражданственности как качестве личности), и как социальный институт. Гражданственность как социальный институт имеет своей функцией организацию и упорядочивание периферийной управляемости в обществе. В этом смысле институт гражданственности выполняет в нашем обществе ту же роль, какую институт гражданского общества играет в западном обществе, организуя и воспроизводя социальный порядок. С помощью норм, правил, нормативных ролей и статусов институт гражданственности упорядочивает отношения между властными институтами и обществом и согласовывает автономные интересы власти (автономной управленческой иерархии) с общественным благом.

Гражданственность как институт нами рассматривается с трех сторон: как ролевая система, в которую включены нормы и статусы; как совокупность обычаев, традиций и правил поведения, а также как совокупность норм и учреждений, регулирующих определенную сферу общественных отношений. Исторический подход реализовался в рамках понимания социального института как совокупности обычаев, традиций и правил поведения. Понимание социальных институтов гражданского общества и гражданственности как совокупности норм и учреждений, регулирующих определенную сферу общественных отношений, позволило раскрыть структурно-функциональный аспект проблемы. Таким образом, изучение гражданственности как ролевой системы, в которую включены нормы и статусы, образы и ожидания, составило предмет конкретно-социологического исследования.