Виктор Смирнов - Гражданственность и гражданское общество

Однако роль этих групп в различных культурах существенно разнится. В западном мире влияние подобных групп на индивида постепенно снижается в процессе взросления, не исключая, конечно, вариаций в зависимости от конкретного региона. Конечно, и в западных обществах, например в США (чаще в американской провинции), можно встретить довольно тесно связанные группы, состоящие из людей, находящихся в родственных отношениях, в которых присутствуют несколько поколений родственников, несколько линий. Такую группу можно определить как «большую семью», однако роль такой малой группы в американском обществе существенно уступает тому значению «большой семьи» в Китае, где она во многом определяет структуру всего китайского социума.

Кроме того, в западном мире, особенно в криминальной среде, можно также встретить вертикально интегрированные, иерархически организованные сообщества, основанные на принципе взаимных безусловных обязательств. Но в отличие от них в Японии подобные институты, так же как и в Китае, определяют всю систему социальных связей и тем самым приобретают качественно иное значение. То есть, несмотря на то что подобные малые группы существуют во всех обществах, их влияние и роль в социальной структуре различна, зависит от культурно-исторических особенностей страны, определяющих их институциональный и структурообразующий статус.

Подобные особенности присущи и нашей культуре. Так, в структуре российского и белорусского общества первичные группы не ослабляют свое влияние на человека в процессе его взросления, а остаются с ним на всю жизнь. Дело не в том, что именно детское товарищество продолжает оказывать неизменное влияние на всю человеческую жизнь (хотя и это не редкость), но в том, что человек, теряя связь с друзьями детства, ищет и находит себе новое товарищество, новую группу, уровень взаимной открытости и взаимного влияния в которой существенно превышает влияние таких же малых групп на индивида в западной культуре. Эти группы можно условно определить как «домены» [217]. У нас именно домены определяют специфику социальной структуры общества, так же как и «большие семьи» в Китае и безусловно обязательственные иерархии в Японии.

Для определения онтологического статуса понятия «домен» и особенностей взаимоотношений людей в нем обратимся к Т. Парсонсу [187]. Парсонс, анализируя различные типы культуры, определил два возможных в них способа общения людей. Он назвал их общением конкретным и диффузным. Конкретное общение по сути является утилитарным, где человек подбирает себе круг общения на основании тех или иных конкретных интересов. Например, с неким Васей он общается потому, что Вася интересуется футболом и с ним можно посещать футбольные матчи, а с Федей, потому что Федя занимается ремонтом автомобилей и с ним можно поговорить об автомобилях, узнать что-то полезное и т. д.

Диффузное же общение построено на иных принципах. В соответствии с ним человек выбирает себе партнеров для общения не в соответствии с теми или иными утилитарными потребностями, а по общим признакам, характеризующим человека как личность. Все частные характеристики (любовь к футболу или автомобилям) понимаются как вторичные и временные. По сравнению с глубинными личностными характеристиками даже материальное положение и социальный статус в таком общении не особо важны.

Если западные культуры в большей степени ориентируются на общение конкретное (речь идет о тенденциях), то отечественная культура ставит акцент на общении диффузном. И дело не в том, что у нашего человека нет «утилитарно» подобранного окружения. Конечно, есть, но такие «знакомые» четко и однозначно отделяются от «друзей» и близких по большому счету. Принцип выбора здесь таков: «в каждом человеке значение имеют только твердые и неизменные характеристики его «я», все же остальное — сфера его деятельности на данный момент, социальное положение, материальное благополучие и даже его конкретные интересы — не столь важны» [116]. В обществе, в котором социальные связи выстраиваются на принципах диффузного общения, человек тщательно «отбирает» круг, входящий в ближнее социальное окружение. «Завоевать его расположение трудно: он долго и придирчиво «проверяет» нового знакомого, ведь ему нужно установить не просто отдельные поступки и интересы будущего приятеля или друга, но самое главное — тенденцию этих поступков и интересов, чтобы «добраться» до его «я», до неизменных принципов, до ценностей» [116]. В результате этого долгого процесса устанавливается тесная связь, которую сложно разорвать, и если такое происходит, то только в экстраординарных обстоятельствах и является весьма болезненным переживанием для связанных такой связью людей. Сложившаяся на основании диффузных принципов группа «близких» людей относительно замкнута, и такой круг диффузного общения можно определить как «домен». Однако каждый человек включен не в один домен, а в несколько, образуя сеть взаимоотношений, основанных на взаимном доверии. Чем в большее число доменов входит человек, тем значительнее его социальный капитал, тем больше его значение в социальной структуре общества.

Факт включенности каждого человека в подобный домен оказывает чрезвычайное влияние на его стереотипы поведения. Например, известное презрение к формальному закону В. В. Вейдле объяснял следующим образом: «В России, по крайней мере в старой России, было нечто, чего может быть уже нигде на свете нет: ощущение очень большой свободы, не политической, конечно, не охраняемой законом, государством, а совсем иной, происходящей от тайной уверенности в том, что каждый твой поступок твои ближние будут судить «по человечеству», исходя из общего ощущения тебя как человека, а не из соответствия или несоответствия твоего поступка закону, приличию, категорическому императиву, тому или иному формально установленному правилу» [41, с. 127]. С этим можно согласиться, потому что и по сей день большинство из нас живет в том же мире, в котором жил Вейдле. Позиция закона ничтожна по отношению к мнению круга близких людей, судящих именно «по человечеству». В этом отношении наша культура почти не изменилась.

Тот факт, что человек нашей культуры после разрушения традиционной общины не стал человеком-атомом, свидетельствует о том, что представление о человеке и мире у него в корне отлично от западного, более того, оно еще больше разошлось с западным, нежели это было в эпохи традиционного бытия для обеих культур.

Зададимся вопросом, почему в нашем отечестве и на Западе один и тот же процесс разрушения отношений традиционного, сословного общества привел к столь различным результатам. По нашему мнению, тут сыграли роль, как минимум, два фактора. Во-первых, тот факт, что общинные отношения удержали свои позиции в народной жизни вплоть до индустриализации XX в., и, во-вторых, специфика религиозной, православной традиции, оказавшей определяющее воздействие на русскую культуру.