Виктор Смирнов - Гражданственность и гражданское общество

В-третьих, несмотря на вышесказанное, домен иерар-хичен, правда, по-особенному. Иерархия в домене устанавливается по принципу: «кто тянет, на том и едут». Но если в современном повседневном мире названная поговорка носит иронический оттенок, то в структуре домена подобные отношения вполне обоснованы, и их имеет смысл оценивать, учитывая вышеприведенные слова Флоренского: «Получать от полноты — легко: это значит жить на чужой счет. И давать от полноты нетрудно. Получать же полноту трудно, ибо нужно сперва принять самого друга и в нем найти полноту, а друга нельзя принять, не отдав себя; давать же себя трудно» [254]. Тот, кто больше дает, кто более в состоянии отдавать себя, тот и в состоянии больше получить, и он же в иерархии группы — домена занимает даже не высокое, а скорее центральное место, является ядром домена. Нормы подобного, диффузного общения напоминают нормы общения «духовный учитель — ученик» в православной монашеской традиции.

Необходимо отметить, что отношения в домене построены по принципам дара (отдаривания), а не эквивалентного обмена, и имеют, соответственно, те специфические черты, что присущи дару. Даримое в отличие от продаваемого всегда индивидуально, ибо не уравнено и тем не унифицировано меновой стоимостью. Даримое всегда непосредственно связано с дарителем, неотъемлемо от личности последнего. И даримое всегда связывает того, кто дарит, и того, кто принимает дар, ибо в отношении дара нет места этике «я оплатил и ничего никому не должен» (см. подробнее Панарин А. С. [186]). Так внутренний эрос домена противостоит танатосу навязываемой рыночной, меновой идеологии.

Таким образом, можно сказать, что в любом обществе социальные связи людей имеют как диффузный, так и конкретный характер. В западном обществе исторически сложилось так, что превалировал именно конкретный тип общения в ущерб диффузному. Именно его формы развивались, получали подкрепление в культуре, оговаривались системой норм. В то же время у нас сложилась обратная ситуация. Социально одобряемые, культурно поддерживаемые и воспроизводимые нормы делали именно диффузное общение нравственно оправданным, а конкретный тип связей хотя и признавался, но понимался в контексте нравственной ущербности, вульгарного потребительства, «иного». Если «свой», т. е. входящий в ближний круг, в домен, — более «свой», чем возможно в западной культуре, то «иной», тот с кем связывают лишь утилитарные интересы, — гораздо более «иной».

Акцент именно на конкретном общении на Западе стал одним из краеугольных камней, заложивших саму возможность феномена «гражданского общества», ибо гражданское общество по сути своей построено на принципах конкретного, утилитарного общения. Индивиды в нем объединяются согласно своим тем или иным частным интересам. В отечественной культуре диффузный тип общения стал основанием для формирования гражданственности как особого социального института, регулирующего отношения общества и власти.

Однако надо заметить, что неприятие утилитарного подхода в межчеловеческих отношениях в отечественном социуме определило неразвитость форм (ритуалов) конкретного общения, в том числе их слабость в установлении доверия между людьми. Организация же гражданской ассоциации западного типа, по определению основанная на утилитарном взаимном интересе, на принципах утилитарного, конкретного общения, требует отточенных, выверенных форм и нормативов и, как следствие, доверия между людьми. А его-то в утилитарных отношениях своего отечества мы как раз и не наблюдаем, что ставит преграду самой возможности развития гражданского общества западного типа в России, Беларуси и других странах постсоветского пространства. В то же время гражданские ассоциации, построенные на доменных основаниях с иерархической структурой, способны стать основой возрождения и развития института гражданственности как формы взаимоотношения общества и власти, выполнять функцию социального ресурса управляемости в обществе.

Гражданственность же как личное качество выступает базовой ролевой моделью этого института и как таковая представляет собой способность личности, вне зависимости от своего социального положения, взять на себя ответственность за проблемную ситуацию в обществе в сфере своего социального влияния.

Возможность существования упорядоченного сообщества людей обусловлена тем, что люди отчуждают часть своей свободы в пользу институтов власти, организующих совместные действия и жизнь людей. Сегодня, говоря о необходимости гражданского общества, некоторые социологи и политологи считают, что подобное отчуждение есть тоталитаризм, подразумевая под властными институтами государственную власть. При этом они заявляют, что гражданское общество в лице ассоциаций (гражданских институтов), минимизируя государство, автоматически освобождает индивида из-под его власти, возвращает отчужденную у него свободу и тем самым обеспечивает всевозрастающую свободу граждан. Подобное утверждение несет в себе дух демократического романтизма 90-х годов ХХ в. и обычно используется в рамках идеологических компаний.

Вместе с тем мы видим, что на Западе существует (или как минимум существовало) «минимальное» государство и в то же время их общества не распадаются, а живут в системе налаженного социального порядка. Видимо, функции властвования, организации общества взяли на себя какие-то другие структуры. Согласно теории гражданского общества — это гражданские ассоциации и другие структуры гражданского общества. Тот факт, что эти структуры взяли на себя функции властвования, свидетельствует, что сам индивид отдает (отчуждает) свою свободу в их пользу. По существу оказалось, что гражданское общество вступает в отношения с государственной властью не ради самого индивида, а по поводу перераспределения власти (отчужденной свободы индивида), претендуя на его свободу.

Это не означает, что основой для претензий гражданского общества на власть является корыстный умысел. В массе своей инициативы гражданского общества имеют под собой убеждение, что гражданские ассоциации лучше распорядятся делегированной им свободой граждан, чем государство, и что социальный порядок, выстроенный на этой основе, будет более эффективным и гуманным. Но необходимо четко осознавать, что речь при этом идет не об освобождении индивида, а о перераспределении отчужденной свободы и, соответственно, о перераспределении власти.

Рассматривая в данном контексте возможность гражданского общества на отечественной почве, стоит обратиться к историческим основаниям генезиса как отечественного социума, так и западного, где, как считается, идеал триады «государство — гражданское общество — индивидуум» практически достигнут. Анализ глубоких исторических корней — это, по мнению Роберта Патнэма, «угнетающая находка для тех, кто считает переделку конституций и институтов реформы главным направлением политических изменений» [цит. по: 252, с. 68].