Мюррей Букчин - К освободительным технологиям

Каким образом можем мы закрыть разрыв, разделяющий живых людей и мертвые машины, не жертвуя ни людьми, ни машинами? Как мы можем прекратить технологию выживания в технологию для жизни? Было бы полной глупостью пытаться дать ответ на эти вопросы с абсолютной уверенностью. Освобожденные люди будущего смогут выбирать из огромного разнообразия взаимоисключающих или взаимодополняющих видов труда, все из которых будут основаны на непредвиденных ныне технологических новшествах. Эти же люди будущего могут и сделать выбор в пользу того, чтобы попросту не обращать внимания на технологии. Они могут погрузить кибернетические машины в технологическую преисподнюю, полностью отделить их от общественной жизни, общины и творчества. Такие машины стали бы работать для людей. Почти укрытые от общества. В конце кибернетического конвейера стояли бы общины с корзинами и развозили продукцию по домам. Промышленность стала бы работать самостоятельно, как лишенная воли нервная система и нуждалась бы лишь в определенной починке, подобно той, какая требуется телу при случайных заболеваниях. Разрыв между человеком и машиной не был бы преодолен. На него просто не обращали бы внимания.

Игнорирование технологии — это, разумеется, не выход. Человек лишил бы себя жизненно важного опыта — импульса производительной деятельности, удовольствия от машины. Технология может играть важную роль в формировании человеческой личности. Любое искусство, говорил Льюис Мэмфорд, имеет свою техническую сторону, которая требует самомобилизации стихийности в выраженный порядок и устанавливает контакт с объективным миром в экстатические моменты переживания.

Освобожденное общество, как мне кажется, не захочет отрицать технологию как раз по той причине, что оно будет освобожденным и сможет восстановить равновесие. Оно вполне могло бы пожелать ассимилировать машину с художественным ремеслом. Я имею в виду, что машина могла бы удалить тяжелый труд из процесса производства и предоставить человеку возможность его художественного завершения. Машина на самом деле станет участником человеческого творчества. Нет ни малейшей причины, не дающей организовать автоматическое, кибернетически управляемое изготовление таким образом, чтобы завершение изделий, особенно тех, которые предназначены для личного использования, было предоставлено общине. Машина может взять на себя работы по добыче, плавке, транспортировке и первичной обработке сырого материала, а конечную стадию художественного изготовления и ремесла отдать индивиду. Большая часть камней, из которых сложены средневековые соборы, тщательно обтесаны, и им придана одинаковая форма, чтобы улучшить их кладку и соединение друг с другом — неблагодарная, однообразно-повторяющаяся и неприятная работа, которую теперь быстро и без большого труда могли бы выполнить современные машины. Когда же обтесанные камни устанавливались на место, в дело вступали ремесленники, и место напряжения заступал творческий труд человека. В освобожденной общине сочетание промышленных машин с инструментом ремесленника смогло бы достичь такого уровня совершенства и творческого взаимодействия, какого не было еще никогда в человеческой истории. Видение Уильяма Морриса насчет возвращения к ремесленничеству было бы избавлено от ностальгических нюансов. Мы могли бы на самом деле вести речь о качественном прогрессе в технике — технологии для жизни.

Добившись живительного уважения к природной среде и ее богатствам, свободная децентрализованная община придаст новое значение слову «потребность». Марксово «царство необходимости» стало бы постепенно исчезать вместо того, чтобы все более расширяться; потребности формировались бы под воздействием более высокой оценки ценности жизни и творчества и гуманизировались бы. На смену количества и стандартизации пришли бы качество и художественный вкус. На место нынешнего запрограммированного износа встало бы длительное использование вещей — экономика любовно оберегаемых вещей, которая заменила бы бездумное, механически повторяемое преобразование благ чувством традиции и почтения к человеческой личности и мастерству прежних поколений. Нововведения предпринимались бы с пониманием естественных склонностей человека — в противовес организованному разрушению вкуса СМИ. Сохранение сменило бы выбрасывание всех вещей. Одежда, режим питания, мебель и жилье стали бы более художественными, личностными и строгими. Человек вернул бы себе чувство к вещам, предназначенным для людей — в отличие от вещей, которые людям навязаны. Взамен отвратительного ритуала торговли и накопительства утвердились бы полные чувства действия созидания и дарения. Вещи перестали бы служить клюкой для больного «я» и посредниками между искаженными индивидами и стали бы продуктами завершенных, творческих индивидуальностей, даром совершенных, развивающихся людей.

Технология для жизни может играть жизненно важную роль в соединении общин друг с другом. Если она будет ориентирована на оживление ремесла и новое понимание материальных потребностей, то новая технология сможет стать главной опорой конфедерации. Национальное разделение труда и индустриальная централизация опасны, поскольку в этих случаях технология начинает преступать пределы человеческой соразмерности; она становится все более непостижимой и подверженной бюрократическим манипуляциям. В той мере, в какой контроль над реальными материальными (технологическими и экономическими) вопросами ускользает из рук общины, реальная власть над жизнью людей приобретают централизованные институты, грозящие превратиться в источники принуждения. Основой технологии для жизни должна служить община; эта технология должна быть приспособлена к общине и региональному уровню. На этом уровне совместное использование фабрик и природных богатств может способствовать развитию солидарности между группами общин. Оно могло бы служить тому, чтобы соединяться друг с другом не только на основе общих духовных и культурных интересов, но и на базе общих материальных потребностей. В зависимости от богатств недр и особенностей отдельных регионов, можно было бы установить рациональное, гуманное равновесие между автаркией, промышленным союзом и страновым разделением труда.

Настолько ли «сложным» является общество, что продвинутая индустриальная цивилизация находится в противоречии с технологией для жизни? Мой ответ на этот вопрос: категорическое «НЕТ». Значительная часть социальной «сложности» нашего времени проистекает от бумажных войн, управления, манипуляций и непрерывной мани расточительства капиталистического предпринимательства. Мелкий буржуа испытывает священный трепет перед буржуазной системой порядка — рядами полок, заполненных актами, расчетами, бухгалтерскими книгами, страховыми полисами, налоговыми формулярами и неизбежными «делами». Он скован «экспертократией» менеджеров, инженеров, финансовых акул и боссов рекламы, и архитекторы рынка подпевают ему. Государство совершенно ошеломляет его: полиция, суды, тюрьмы, государственные ведомства, министерства, — короче, весь этот испускающий вонь и больной организм принуждения, контроля и господства. Современное общество невероятно сложно, если принимать его посылки: собственность, «производство ради производства», конкуренцию, накопление капитала, эксплуатацию, финансы, централизацию, принуждение, бюрократию и господство человека над человеком. С любой из этих посылок связаны проводящие ее институты: бюро, миллионный «персонал», формуляры, бесчисленные тонны бумаг, письменные столы, пишущие машины, телефоны и, конечно же, ряды и ряды канцелярских шкафов. Как в романах Кафки, все эти вещи реальны, но на редкость призрачны — неопределимые тени в социальном ландшафте. Экономике свойственная бóльшая реальность, и она быстрее постигается разумом и чувством, но и она сверхусложнена — если предположить, что следует производить тысячи различных форм кнопок, что ткани должны иметь бесконечные варианты образцов и видов исключительно для удовлетворения иллюзии обновления и новизны, что ванные комнаты необходимо до предела набивать безумным разнообразием фармацевтических препаратов и жидкостей, а кухни — заполнять не имеющими конца рядами аппаратов для слабоумных. Если мы отберем из этого внушающего отвращение барахла один или два продукта высокого качества в нужных категориях и выкинем вон экономику денег, государственную власть, кредитную систему, писанину и работу полиции, необходимые исключительно для того, чтобы удерживать общество в вынужденном состоянии нехватки, неуверенности и господства, то общество станет не только разумнее и человечнее, но и куда проще.