Марсель Мосс - Социальные функции священного

от алчеринга, предков алчеринга. Их чудесная сила осталась той же, что в прошлом, но они могут быть могущественны лишь благодаря своей загадочной форме.

Однако эти формулы повторяются лишь при определенных обстоятельствах и в определенном месте. Их поют только над чурингами в священных местах [1010], над всеми и над каждым в отдельности священным камнем [1011]. Таким образом, они состоят из заклинаний. Они производят магические действия, влагают душу в неподвижные бездушные камни: эти благословения, эти славословия, все это пение делает их живыми — яйцами, хризалидами, гусеницами и бабочками. К неизменности камня добавляется мощь дыхания, звука, голоса [1012] [1013] [1014] [1015]. Формула — это средство для оживления мифических предков, живущих в камнях. Более того, поскольку последовательные метаморфозы животного связаны с его размножением, хорошо известным арунта путем, можно понять, что эти описания мифических превратностей вида и эти увещевания их воспроизвести подталкивают тела и души чуринга к размножению гусениц, к которому стремится ритуал. Подобно тому как эротические песни воздействуют на человеческие желания, формулы подталкивают все существа животных, людей и богов, возвращенных к жизни обрядом, голосом, к успешному исполнению их участи — развитию.

У арунта, согласно Штрелову, действие в обрядах, направленных на чуринга таковой : в глубине земли, в огромных пещерах, калъпара , живут эринтаринга*10, или, как их называют в... [1016]

(1926)

Ни господин Юбер, ни мы [1018]никогда не были приверженцами того излишне критического метода, рационального и субъективного, влияние которого критики библейского текста возвели в ранг традиции, в то время как она казалась правдоподобной лишь для них самих. Итак, естественное и загадочное движение маятника возвращает нас к этому методу. Многочисленные авторы [1019]теперь единодушны в признании исторических основ в важных частях традиции, даже применительно к Книге бытия (после гл. X). Работы А. Т. Клэя [1020]особенно служат восстановлению престижа подобных мнений. Даже такие сверхкритичные работы, как гипотезы Р. Вейля, подкрепленные некоторыми египетскими документами об освоении евреями Палестины, косвенно отдают дань уважения этой историчности.

Мы не претендуем на представление других аргументов в этом смысле, но хотели бы проверить в свете социологических и археологических сравнений и' на основании простых исторических представлений, правдоподобна ли классическая картина жизни евреев до Моисея, созданная критическими школами, на которых лежит отпечаток романтического рационализма и которые уверены, что их филологическая диалектика могла воссоздать историческую правду. Евреи до прихода в Египет, как и во время исхода из него, были, думается, кочевниками пустыни, бедуинами, почитающими своего Бога единственным в противоположность тысяче идолов городов. Известны прекрасные романтичные страницы, которые Ренан [1021]написал по этому поводу. И даже Н. А. Мейе в своей недавней работе о лингвистическом консерватизме семитов возвращался к этой отправной точке [1022]. Нет ничего более безосновательного, чем эта гипотеза о семитах, живших исключительно вне брльшой цивилизации. Мы хотели бы простым изучением внутренней критики представить другую сторону фактов [1023].

Жизнь Авраама проходит между Уром Халдейским, очень большим городом, где он родился, откуда он вышел, Харраном, где умирает его отец Терах (Фарра «Септуагинты»), и Ханааном, куда он возвращается в 75 лет и откуда он вновь отправляется со всем своим добром — с военным снаряжением, в частности, с лошадьми (по-ассирийски Рукузу), с Лотом, сыном его брата, со своей сестрой и женой Сарой и т. д. Они направляются в Египет вместе с Лотом, возвращаются с богатством (скотом и рабами). Страна слишком мала для них. Они разделяются. Авраам остается в шатре в окрестностях Бетэля и оазиса Мамре. В то время Лот обустраивается в «городах равнины» (так в «Септуагинте»), или скорее «у ворот» Содома, где, согласно первому преданию, он взят в плен царем Эламским и т. д. [1024], откуда его освободил Авраам со своими тремястами восемнадцатью слугами, «родившимися в его доме». Лот остается в Содоме, история которого достаточно хорошо известна. Тем временем Авраам, не живший в пустыне постоянно, с Авимелехом, филистимлянином из Герары, совершил тот же обман, который он уже совершил по отношению к фараону, когда выдал Сару, которая была его сестрой и женой, лишь за сестру [1025]. В Хевроне Хеттском он покупает место для собственной гробницы для себя и Сары и платит за него четыреста сиклей, денег, бывших в обращении среди бродячих торговцев [1026]. Позже он посылает своего преданного слугу, чтобы найти Ревекку. Последняя, дочь Нахора, брата Авраама (брак между двоюродными братом и сестрой, ортокузенный брак), живет в одном городе в Месопотамии, и посланец преподносит ей великолепные драгоценности.

То же самое происходит в легендах об Исааке и об Иакове и Иосифе: среди египтян, филистимлян, хеттов, жителей Месопотамии, из города в город постоянно упоминается о богатствах, которые перевозят патриархи, как, например, о ста сиклях из алтаря Сихема или о тех, которые они потом награбят в этом городе.

Нам хорошо известно, что это не были сикли серебра высокой пробы, которые были в ходу в Хевроне и Сихеме, — их начали чеканить лишь много позднее, и надо отдать «редакторам» должное: они допустили большой анахронизм. Впрочем, может быть, не такой большой, как кажется; и может быть, они скорее сохранили традицию, о которой идет речь. С точки зрения внутренней критики во всем этом нет ничего неправдоподобного.

Среда, которую описывает предание, несомненно, та самая, где зародилось общество, которое приняло имя Израиля, даже до «перехода» через Иордан. Когда? Дата не имеет значения. Сделать ли Аврааму современником той или иной династии Месопотамии или Египта, соотнести ли его образ с легендарными династиями, чей исторический характер подтверждается в результате раскопок в Кисе или Уре Кас- димском, или сопоставить его со временем конца эпохи Среднего царства, в любом случае группа, которую он ведет в то время, как он носит последовательно два своих имени, группы, которые ведет его сын и его внуки, даже мифические, все путешествуют в одной и той же среде, живут в одной, вполне определенной, обстановке. Предки Израиля образуют огромные семьи, многочисленные, как кланы. Их глава — своего рода князь, пастырь и воин, сопровождаемый слугами, родившимися от его же слуг. Глава, сыновья и слуги гонят свой скот к нужным пастбищам. Но в то же самое время они входят в города; покинув один, они направляются в другой; они возвращаются туда, сохраняют там семью, разбивают лагерь у ворот или в выгодном положении на дорогах и тропах. Союзники или враги хеттов, филистимлян, египтян и т. д., они сражаются за них в качестве наемников или вассалов; позже они будут сражаться сами по себе. Снабженные лошадьми и верблюдами, они так же торговцы и погонщики верблюдов, как бедуины и туареги в наше время или как Магомет. Географическое пространство огромно; но оно опоясано городами, основанными уже в начале третьего, а возможно, и четвертого тысячелетия, укрепленными с третьего тысячелетия на севере, на юге и на востоке. Внутри, на богатых пастбищах, мишпохах, большие семьи активных потомков по мужской линии основывают племена, кланы и становятся то здесь то там главами и предками определенных сообществ. Предание простирает их влияние от Аравии до Южной Армении и до границ Египта и Месопотамии. Их двоюродные братья, дети хору сов и аккадцев, уже завоевали эти страны. Эти патриархи вовлечены во всевозможные политические и материальные дела и интересы, которые уже вполне можно назвать финансовыми [1027].