Марсель Мосс - Социальные функции священного

Главная теория этой книги была в общем и целом подготовлена многочисленными предшествующими работами самых разнообразных авторов и тем не менее она так ясно изложена здесь, что она заслуживает представления в качестве новой идеи. Христианство как социальное движение связано с глубокими изменениями в еврейском обществе до Христа и до Павла. Первое и самое важное изменение — это существование диаспоры, еврейской эмиграции, где группы евреев теряли свой национальный характер, не теряя, однако, своей индивидуальности, и образовывали эллинистический иудаизм. Эта часть, оторванная от нации, тем не менее находилась в непосредственных постоянных отношениях, во взаимном движении интересов и идей с Иерусалимом, Иудеей и всем Израилем в целом: однако религиозная структура общества совершенно изменилась, и его нравственная тональность была почти разрушена. Потребность в прозелитизме, потребность в обращении в свою веру язычников, универсализм, философские тенденции, тенденции аскетические, мистические и гностические, преобладание религиозного индивидуального чувства над национальной приверженностью обрядам — вот то, что характеризует иудео-эллинизм диаспоры, самым энергичным представителем которой является Филон, а последним и окончательным результатом — относительный разрыв Павла с древним законом (см. интересное замечание об очень либеральном, очень элли- мистическом характере фарисейства Павла).

Если Фридлендер, как нам кажется, достаточно легко и блестяще одержал победу в этих вопросах, все-таки немного оспариваемых, в особенности еврейскими учеными, то он, как нам кажется, менее преуспел в попытке анализа деталей влияния диаспоры на иудаизм в эпоху Христа в Иерусалиме. Он прав, отмечая существование синагог у сицилийцев и в других местах, о которых идет речь в «Деяниях апостолов», он прав, показывая, что диаспора и часть народа, которая с ней была непосредственно связана, всегда избегали фарисейства и что она была элементом, который одержал победу вместе с Павлом. Но там, где он обращается к идеям, которые уже много раз подвергались у него критике, а именно, когда он не сомневается в некоторых заявлениях, часто новеллистического свойства, Филона и Иосифа о сентах ессеев (см. особенно стр. 59 о числе есеев) и терапевтов (мы, однако, не оспариваем у Фридлендера их родства с христианством); когда он с жаром допускает исключительно еврейский характер терапевтов и когда он относит, не колеблясь, Сивиллины книги к апокалиптическому иудаизму. Их следует оставить, как должно оставить Филона, в атмосфере синкретизма и инакомыслия, которое уже больше не относится к иудаизму, даже к сектантскому. (Отметим по ходу дела остроумную идентификацию демона, Азазела, Велиола, с цивилизацией, с материальным и нравственным распадом, которые она повлекла за собой.)

Второе изменение, которое претерпело религиозное общество в Израиле, было образование сект после кризиса периода Маккавеев. Здесь встает вопрос, на который, несмотря на неожиданные проникновения в суть проблемы, Фридлендер сохраняет свой прежний ответ. Это вопрос относительно «миним», то есть еретиков, часто упоминаемых в Талмуде, идентифицированных, конечно, в недавних текстах этого сборника, с христианами. Фридлендер поверил, что он смог доказать, что древние тексты, тексты первых веков нашей эры, рассматривали их как секту, еретическую, конечно, но никак не христианскую; по-видимому, они были чем-то вроде еврейских гностиков до Евангелия [1137]. Вопрос интересен с социологической точки зрения, так как речь идет об увеличении на единицу количества внутренних течений, которые стремились к тому, чтобы вывести еврейскую религию из ее равновесия как общей религии евреев. Замечание Херфорда, главного антагониста Фридлендера в идентификации миним с основателями мистики и каббалистики, кажется неопровержимым. Но с другой стороны, замечание Фридлендера относительно гипотезы Херфорда и классического мнения в равной степени убедительно, так как очевидно, что минимы, не веря в воскресение, не могли быть ни фарисеями, ни христианами. И мы делаем вывод, что если надо обязательно рассматривать их как новую секту, мы не очень хорошо знаем, каковы были их убеждения.

Талмуд (как и Мидраши) рассказывает нам еще о другой сектантской группе, «деревенщине», которую обычно не рассматривают в истории сект. Нам кажется, что Фридлендеру удалось доказать, что это не грубые маловоспитанные личности, что у них была доктрина, но эта доктрина не была философской, что у них был синогальный ритуал и что они могли быть настоящей избранной средой, открытой для воздействия Иисуса. Именно с этой религиозной группой Фридлендер связывает посредством хорошо продуманных и не лишенных смысла доказательств течение Иоанна Крестителя. К сожалению, все попытки, которые он делает, чтобы зафиксировать доктрину этих ха-арец, нам кажутся априорно обреченными на провал ввиду бедности документации. И говорить, что их воодушевлял этот мессианский дух в его апокалиптической форме, — это значит высказаться о возможности, предложить лишь гипотезу о том, что они были противниками фарисеев; это значит ничего не добавить к тому же требованию ясности.

Остается, однако, следующее. Дело в том, что должны были существовать религиозные круги, которые не относились ни к левитской среде, ни к обеим классическим сектам фарисеев и саддукеев, ни к аскетическим и отшельническим группировкам Иудеи и александрийского иудаизма, терапевтам и ессеям. Дело в том, что эти круги были пропитаны идеями, чуждыми чистой моисеевой обрядности, возможно, они относятся к среде мистиков. Остается еще превосходно освещенный Фридлендером сюжет о том, что в совокупности этих религиозных течений, в распавшихся группах, связанных, однако, между собой общим энтузиазмом, образовалось, по крайней мере частично, религиозное чувство индивидуума. Это, впрочем, один из наиболее важных в социологическом плане вопросов, если верно то, что главным нововведением христианства было признание религиозной роли за индивидуальным сознанием.

Мы не будем предъявлять Фридлендеру детальных замечаний, они были бы бесполезны и несложны, в частности, в книге плохо напечатан греческий текст. Но нам представляется необходимым сделать два взаимосвязанных замечания. Изучение апокалиптического иудаизма, апокрифической и эллинистической литературы, в том числе литературы сектантской привело с тому, что вот уже на протяжении некоторого времени упускаются из вида результаты великих обобщающих исследований в этой области, таких как работы Шюрера и более старые исследования, например, Леба. Нам представляется, что решающим религиозным изменением в Израиле, было не только образование сект, но появление синагоги, особенно ритуала, осуществляемого вне храма, народного религиозного общества без священников. Именно оно обнаруживает и древние мессианские, и апокалиптические взгляды, ткань мифов и народных упований, а также индивидуума, растворенного до тех пор в национальном или семейном культе или в общем хоре, который поет псалмы. От синагоги отделяются, как простые эпифеномены, секты: ессеи, что-то вроде монашеского ордена, фарисеи, саддукеи. Именно синагога произвела их на свет, а не какой-то вид расплывчатого иудаизма, что-то вроде религии, которая больше не была религией священнического кодекса и которая не была религией набожных и мудрых. Несомненно то, что синагога образовалась под двойным давлением, с одной стороны, народной борьбы против понтификата и, с другой стороны, евреев диаспоры, которые во все времена имели свой культ.