Марсель Мосс - Социальные функции священного

Клод Леви-Стросс

Немного осталось учений столь же эзотерических и в то же время столь же влиятельных, как учение Марселя Мосса. Его мысль иногда становилась непрозрачной из-за своей насыщенности, однако она вся пронизана озарениями и полна извилистых тропок, казалось бы, уводящих в сторону, но на самом деле самым неожиданным образом ведущим к самой сути проблемы. Только те, кто знали и слышали самого Мосса, могут в полной мере оценить плодотворность его трудов и понять, насколько они обязаны ему. Речь идет даже не о роли Мосса во французской этнологической и социологической мысли. Этот вопрос был рассмотрен ранее [1140]. Достаточно упомянуть, что влияние Мосса не ограничивается кругом этнологов (никто из них не сможет утверждать, что избежал этого влияния), но распространяется также на лингвистов, психологов, историков религий и востоковедов, так что целая плеяда французских исследователей в области гуманитарных и общественных наук в той или иной степени обязана ему своей ориентацией. Для прочих же работы Мосса оставались слишком сильно разбросанными по разным изданиям и зачастую труднодоступными. Случайная встреча или прочтение книги могли рождать разнообразные продолжительные отклики: мы находим их в трудах у Рэдклифф-Брауна, Малиновского, Эванс-Притчарда, Ферса, Херсковица, Ллойда Уорнера, Ред- филда, Клакхона, Элкина, Хельда и многих других. В целом влияние трудов и мысли Марселя Мосса передавалось, скорее, через посредничество коллег и учеников, поддерживавших с ним постоянный или случайный контакт, нежели напрямую, через слова и книги. Исправить эту парадоксальную ситуацию и призван сборник статей и докладов, который, конечно, не исчерпывает мысли Мосса; надо надеяться, он положит собой начало целой серии книг или полному собранию трудов Мосса, как издававшихся ранее, так и неопубликованных; написанных как самостоятельно, так и в сотрудничестве с другими людьми. Собрание сочинений позволило бы познакомиться с творчеством Мосса как с единым целым.

Выбор сочинений, вошедших в эту книгу, был продиктован практическими соображениями. Однако даже случайная выборка уже позволяет увидеть определенные аспекты мысли, а также продемонстрировать, пускай и не полностью, богатство и разнообразие мысли Марселя Мосса.

I

В первую очередь нас поражает, так сказать, актуальный и современный характер мысли Мосса. «Эссе об идее смерти» вводит в самую суть представлений, которым так называемая психосоматическая медицина начала придавать значение только в последние годы. Верно, конечно, что работы, основываясь на содержании которых У. Б. Кэннон предложил физиологическую интерпретацию болезней, названных им гомеостатическими, относятся ко временам первой мировой войны. Однако лишь значительно позже [1141]этот знаменитый биолог включил в свою теорию некоторые явления, которые, как нам представляется, мгновенно связывают психологическое и социальное. Мосс обратил внимание на эти явления еще в 1926 г., но, конечно же, не потому, что он их открыл, а лишь по той причине, что одним из первых подчеркнул их аутентичность, всеобщность и, в первую очередь, их важность для правильной интерпретации взаимоотношений индивида и группы.

Интерес к этому вопросу, господствующий в современной этнологии, вдохновил также исследование техник тела, которым завершается этот сборник. Мосс настаивал на чрезвычайном значении для антропологических дисциплин исследований, изучающих, как каждое общество навязывает индивиду строго очерченные правила использования собственного тела, и тем самым предвосхитил одно из новейших течений в американской антропологической школе, проявившееся в работах Рут Бенедикт, Маргарет Мид и большей части американских этнологов юного поколения. Посредством воспитания телесных потребностей и телесной деятельности социальная структура запечатлевается в индивидууме: «Детей обучают <...> сдерживать рефлексы <...>, подавляют страхи <...>, выбирают паузы и движения». Исследование проекции социального на индивидуальное должно предельно глубоко рассматривать привычки и формы поведения; в этой области не бывает ничего пустого, беспричинного, лишнего: «Процесс воспитания ребенка полон так называемых мелочей, однако они очень важны». И еще: «Воспитание детей любого пола и возраста складывается из массы деталей, ускользающих от наблюдения, но тем не менее вполне достойных его».

Таким образом, Мосс не только устанавливает поле исследований, которое будет в значительной мере определять современную этнографию на протяжении последнего десятилетия, но и намечает наиболее значительное следствие такой ориентации: сближение этнологии и психоанализа. Человеку, сформировавшемуся в стыдливой интеллектуальной и моральной атмосфере неокантианства, царившей в наших университетах в конце прошлого века, потребовалось немало смелости и прозорливости, чтобы пуститься на поиски «ушедших психических состояний нашего детства», рождающихся от «соприкосновений кожи и половых органов», а также понять, что он отправился «в царство психоанализа, вероятно, в достаточной мере обоснованного». Отсюда следует вполне оцененная Моссом важность срока и особенностей отнятия от груди и способов обращения с младенцем. Мосс даже предвидит классификацию человеческих групп как «людей колыбели <...> и людей без колыбели». Достаточно упомянуть имена и работы Маргарет Мид, Рут Бенедикт, Коры Дюбуа, Клайда Клакхона, Д. Лейтона, Э. Эриксона, К. Дэвиса, Дж. Генри и др., чтобы оценить новизну этих положений, выдвинутых в 1934 г., то есть в том же году, когда появилась книга Рут Бенедикт «Patterns of Culture», еще очень далекая от такой постановки вопроса, а Маргарет Мид в Новой Гвинее только разрабатывала основы новой доктрины, огромное влияние которой нам хорошо известно.

В двух аспектах Мосс опередил даже новейших исследователей. Открыв для этнологии новую территорию техники тела, он не ограничился признанием того факта, что исследования в этой области проливают свет на проблему интеграции индивида в культуру, но также подчеркнул их собственную важность. А в этом отношении до сих пор не было сделано ничего или почти ничего. В последние десять-пятнадцать лет этнологи обращались к различным аспектам дисциплины тела, но лишь постольку, поскольку надеялись прояснить вопрос, как группа формирует индивидов по своему образцу. На самом же деле, никто еще не подступался к задаче, настоятельную необходимость решения которой подчеркивал Мосс, то есть к составлению инвентаря и описания различных способов использования людьми своего тела, которые встречались в истории и особенно у различных народов. Мы собираем продукты производства, мы ищем письменные или устные тексты. Однако по-прежнему не обращаем внимания на многочисленные и разнообразные возможности, присущие универсальному инструменту, доступному каждому, то есть человеческому телу, ограничиваясь в их ожидании лишь теми, которые диктуются требованиями нашей собственной культуры.