Марсель Мосс - Социальные функции священного

*-»32

всего дошедшего до нас письменного наследия этой цивилизации . Несомненно, история прежде довольствовалась лишь внешним изучением фактов. Не так давно она была еще лишь более или менее художественным повествованием о политических событиях, наиболее поверхностных во всей социальной жизни. Только под давлением формирующихся социальных наук история была вынуждена перейти к изучению все более и более скрытых социальных феноменов с более глубокой основой. А молитва, похоже, как раз и относится к тому разряду фактов, которые не предлагают себя вниманию наблюдателя, являющегося представителем скрупулезной, но неглубокой научной дисциплины.

Вплоть до недавнего времени чуть ли не единственными теоретиками молитвы были теологи и философы. Однако как бы ни были интересны их теории, они далеки от требований науки.

Теологи создали множество теорий молитвы. Они пытались выяснить, почему они молятся, почему при тех или иных обстоятельствах они используют ту или иную молитву. Они были вынуждены классифицировать и объяснять свои молитвы. Зачастую их объяснения [636], дискуссии, классификации крайне ценны, поскольку в Индии, например, очень точно отражают смысл практикуемых ритуалов [637]. Однако такой способ восприятия молитвы говорит разве что о состоянии их духа, и сколь бы ни было ясно их религиозное сознание, их собственное толкование ритуалов не имеет научного характера. Теологи исходят из верований позитивного характера, принятых в исповедуемой ими религии, они анализируют эти верования на тот момент, когда они пишут и пытаются создать более или менее упорядоченную систему своих ритуалов, идей и чувств по отношению именно к этим верованиям. Кроме того, факты зачастую они видят лишь сквозь религиозные идеи, вовсе фактам не соответствующие или со временем утратившие это соответствие. Древняя практика постигается только благодаря новой догме [638]. Молитва чисто магического, даже теургического характера, окажется благодаря одному из раввинов, составлявших Талмуд, или благодаря некому отцу церкви молитвой поклонения35 [639]. Наконец, не надо забывать и о том, что теология имеет, прежде всего, практическую цель; она стремится быть направляющим началом литургии. Если она и пытается понять и систематизировать молитвы, то лишь затем, чтобы распространить их или определить способ их использования. Так что вдохновляемые ею исторические исследования имеют главным образом следующую цель: установить, какой текст является самым древним, самым подлинным, самым каноническим и самым божественным. Это главный принцип всех теологических рассуждений о молитве, который встречается начиная с трактата Берахот в Мишне и Талмуде, затем Дидахия и Иринея и заканчивая неисчислимыми католическими, православными, протестантскими и иудастическими сочинениями. Догматические теории оказываются для нас ценными документами лишь постольку, поскольку они сообщают о смысле, приписываемом ритуалам наиболее просвещенными верующими, а часто и религиозной властью. Но это, собственно говоря, факты. Они могут нас разве что направить на путь объяснений. Они помогают анализу, но не заменяют его.

Философы пытались дать рациональное объяснение молитвы. Они стремились объяснить ее особенностями природы человека. Однако при этом они захотели найти общую теорию, охватывающую всю совокупность фактов. Философы приняли за очевидность то, что одна и та же модальность религиозного чувства присуща всем молитвам. Для них молитва лишь отражала общее для всего человечества состояние души; вот его-то они и попытались описать. Соответственно, наиболее подходящим им показался метод интроспекции. Для них было совершенно естественно, что анализ своих собственных понятий, полученных в полном и ясном (как они считали) сознании позволяет понять идеи другого. Искать где-либо, нежели внутри самих себя, скрытые предметы, которые, по их мнению, являются истоком всех религиозных фактов, было для них немыслимо. Но в таком случае философы ничем не отличаются от теологов. Они изучают не молитву, а свои представления о ней. Поскольку идеи человека всегда так или иначе отражают идеи его среды, именно способ понимания молитвы становился предметом их исследования. С этой точки зрения философские, как и теологические теории имеют разве что историческую ценность: они сообщают нам не столько о самой практике, но о том, какой она представляется его современникам. Кроме того, весь ход подобных размышлений зависит от системы мировоззрения автора. Поскольку он определяет лишь собственные идеи, ему не выйти из круга фактов, по которому он должен постоянно ходить и границы которого он не имеет права нарушить, если желает подчинить свои концепции серьезному контролю. Ничто не заставляет философа учитывать противоречащие его представлениям факты и ничто не мешает ему рассматривать факты и явления более или менее близкие, глубоко отличные по форме с тем, что он изучает. Даже если он вышел из здоровой школы истории религий, он все равно занимается фактически лишь тем, что иллюстрирует свои общие убеждения примерами, которые ничего не доказывают, какими бы многочисленными и упорядоченными они ни были. По той же причине вопросы, толкуемые философом, не проистекают от фактов, но диктуются ему его же собственными предубеждениями или общественным мнением. Рамки и способ организации этих вопросов предписываются не методом и естественными отношениями предметов, но субъективными взглядами, а иногда даже и расхожими предрассудками, бессознательно разделяемыми автором.

Чтобы уточнить эти наблюдения, применим их к теориям молитвы Тиля и Сабатье. Мы выбрали именно их, во-первых, потому что они самые новые, а во-вторых, потому что они имели наибольший успех.

В книге, посвященной философии истории религий и религиозных учреждений, среди прочих многочисленных вопросов, связанных с культом, Тиль [640]пишет и о молитве [641] [642]. Он видит в ней духовную беседу с Богом, движение к божественному. Так сказать, априори приняв христианскую доктрину , он в конце концов говорит, что «ответ Бога — это молитва», и что этот поступок человека уже является следствием некоей реакции Бога. Таким образом, мы имеем дело с совершенно субъективным понятием. Объектом анализа становится факт собственного сознания Тиля и его собратьев по вере. Более того, когда автор переходит от истории к философии и пытается восстановить в общих чертах эволюцию молитвы, именно с этой субъективной точки зрения он рассматривает и решает вопросы, которые можно решать только исходя из опыта, а не умозрительно. Он желает опровергнуть теорию, согласно которой молитва является в первую очередь средством воздействия на бога, то есть примитивной теургией [643]; Тиль ограничивается диалектическим показом того, что молитва, по определению, не может происходить из магического заклинания, «так же как религия не может происходить из суеверия». Таким образом, вся аргументация сходится к идее религии и идее молитвы самого Тиля. В то же время мы видим, что исследование распространяется разом на все факты без какого бы то ни было ограничения или предварительного разделения. Речь заходит сразу о молитве в целом. Опять-таки исследование не основывается на строгом методе: вопросы избираются произвольно, многие важные вещи остаются в тени, другие же автор разрешает очень быстро, хотя эти проблемы и относятся к разряду неразрешимых, как, например, универсальность молитвы [644].