Макс Вебер - Хозяйство и общество: очерки понимающей социологии

Связано это с тем, что формальная рыночно-хозяйственная рациональность денежной политики и тем самым денежной системы (в том смысле, которому мы до сих пор следовали) требует исключения интересов, ориентированных или 1) нерыночно, т. е., например, финансовых, или 2) не на сохранение — по возможности — стабильных валютных соотношений как оптимальной основы рационального расчета , но, напротив, на увеличение собственной покупательной способности путем создания и сохранения инфляции даже без финансового давления. Надо ли этот последний процесс приветствовать или осуждать — вопрос, не имеющий эмпирического ответа. Но его эмпирическое наличие несомненно. Тот, кто руководствуется материальными социальными идеалами, может взять основанием для критики именно тот факт, что создание денег и средств обращения в рыночной экономике определяется лишь стремящимися к рентабельности предпринимателями, а не ориентировано на «правильное» количество и «правильный» вид денег. Управлять можно — как это резонно утверждали бы критики — только управленческими, но не свободными деньгами, поэтому следует создавать именно управленческие деньги, прежде всего в любых видах и количествах дешевые в производстве бумажные деньги как специфическое средство — деньги вообще, не важно, какой материально рациональной цели они служат. Эта аргументация формально логически верна, хотя ее ценность ограничена, ибо как сейчас, так и в будущем миром правят и будут править не идеи экономического управления, а интересы людей. В этом пункте поэтому проявляется противоречие формальной (в принятом нами смысле) и материальной (теоретически конструируемой для денежного управления и размываемой ввиду металлической гилодромии) рациональности; только это для нас и важно.

Очевидно, что изложенные выше соображения представляют собой ограниченную только затронутыми здесь вопросами и даже в этих рамках весьма общую и не входящую в детали дискуссию с великолепной книгой Г. Ф. Кнаппа (Staatliche Theorie des Geldes. 1. Aufl. 1905, 2. Aufl. 1918). Этот труд сразу же (вопреки намерениям автора, но, возможно, не без его вины) был использован для вынесения оценочных суждений и бурно приветствовался, особенно денежным управлением в Австрии. Фактические события ни в одном пункте не опровергли теорию Кнаппа, но показали (впрочем, это и без того было ясно), что в части материальной ценности денег она неполна. Об этом следует поговорить несколько подробнее.

Кнапп победоносно констатирует, что любая как непосредственно государственная, так и регулируемая государством денежная политика (политика платежных средств) в последнее время, стремясь перейти к золотой или по возможности к близкой ей опосредованно хризодромной валюте, оказывалась определяемой извне, экзодромно, т. е. с учетом курса собственной валюты к чужой, прежде всего к английской, валюте. Из-за необходимости монетного паритета с золотовалютной Англией как с крупнейшим торговым регионом и самым универсальным платежным посредником в мировом обороте первой демонетизировала серебро Германия, а после этого Франция, Швейцария и другие страны монетного союза, также как Голландия и, наконец, Индия превратили свое имевшее свободное хождение серебро в несвободные деньги и ввели опосредованно хризодромные нормы внешних платежей. Австрия и Россия сделали то же самое. Денежное управление в этих областях с аутогенными (неразменными, т. е. действующими в качестве полноценного средства обращения) бумажными деньгами точно так же ввело непрямые хризодромные правила, чтобы, по крайней мере, внешние расчеты совершались по возможности в золоте. Для такого управления был на самом деле важен жесткий обменный курс. Кнапп поэтому считает, что вопрос денежного материала и гилодромии, вообще, имеет значение только в этом аспекте. Но, заключает он, для этой экзодромной цели достаточно было указанных опосредованно хризодромных мер (управления бумажной валютой), равно как и прямых гилодромных правил (как в Австрии и России). Однако это — ceteris paribus — для гилодромии ни в коем случае не обязательно буквально верно, ибо пока между двумя в равной степени гилодромными (т. е. хризодромными или аргентодромными) денежными регионами нет взаимных запретов на вывоз монет, это положение взаимной гилодромии значительно облегчает фиксирование курса. Но если это верно (а при нормальных денежных отношениях, действительно, это очень часто верно), отсюда еще не следует, что при выборе материала для денег, т. е. сегодня, прежде всего при выборе между металлическими серебряными или золотыми и документарными деньгами (специфику биметаллизма и несвободных денег, которые обсуждались ранее, мы сейчас оставим в стороне), можно принимать во внимание только данный фактор. Это означало бы, что бумажные деньги, в общем, функционируют так же, как металлические. А ведь даже формально различие между ними значительно: бумажные деньги всегда являются тем, чем могут , но не должны быть металлическими, т. е. управленческими деньгами, но они не могут быть (в рациональном смысле!) гилодромными. Различие между обесцененными ассигнациями и в будущем, при универсальной демонетизации, возможно, обесцененным до уровня промышленного сырья серебром не равно нулю (что, впрочем, и Кнапп иногда признает). Бумага была, и как раз сейчас (в 1920 г.) остается, в столь же малой степени свободным и доступным по желанию благом, как и драгоценный металл. Тем не менее различие между ними из-за 1) объективной возможности приобретения и 2) издержек приобретения в отношении к рассматриваемой потребности так колоссально, а металлы еще настолько (относительно) связаны с определенными месторождениями, что можно утверждать: денежное управление могло (до войны!) в нормальных условиях произвести бумажные управленческие деньги (в сравнении, например, с медными в Китае, тем более — с серебряными и золотыми) в любой момент , когда об этом принималось решение, в (относительно) любых штучных количествах и с (относительно) ничтожными издержками. Прежде всего , в определяемых исключительно собственными соображениями номинальных единицах, т. е. в любых независимо от количества бумаги номиналах . При металлических деньгах это было возможно ( примерно в той же мере и в том же смысле) только относительно разменных денег, относительно же металлической валюты — нет. В этом случае количество денежного металла предполагало хотя и эластичное, но бесконечно более жесткое ограничение по объему, чем при производстве бумажных денег. Отсюда и ограничения возможностей денежной политики. Конечно, если денежное управление ориентируется исключительно экзодромно, т. е. на возможно более жесткий курс, тогда оно как раз при создании документарных денег имеет пусть не технические, но нормативные жестко установленные ограничения.