Юрий Пахомов - Макрохристианский мир в эпоху глобализации

Отмеченное положение дел имеет глубокие исторические основания, поскольку «Основатели Новой Англии были ревностными сектантами и одновременно восторженными новаторами. С одной стороны, их сдерживали оковы определенных религиозных верований, а с другой — они были совершенно свободны от каких-либо политических предрассудков» 469 469 Там же. — С. 53. . И далее: в США «религия видит в гражданской свободе благородное выражение человеческих способностей, а в политическом мире — поле деятельности, предоставленное человеческому разуму Создателем», тогда как свобода «видит в религии свою союзницу в борьбе и в победах, колыбель своего собственного детства, божественный источник своих прав» 470 470 Там же. — С. 54. .

Нарисованная картина разительно отличалась от ситуации в Европе, в частности в современной А. де Токвилю Франции первой половины XIX в., где «религиозность и свободолюбие всегда отделяются друг от друга» 471 471 Там же. — С. 225. . Христианство Старого света позволило втянуть себя в тесный союз с земными властителями и потому, когда их власть начала рушиться, оно «оказалось как бы погребенным под их обломками». «Европейские атеисты рассматривают верующих скорее как политических врагов, нежели как религиозных противников. Религия ненавистна им в значительно большей степени как мировоззрение партии, нежели как неправедная вера. Священника они отвергают скорее не как представителя Бога, а как сторонника власти» 472 472 Токвиль А. де. Указ. соч. — С. 228. . Кардинальное отличие от такого состояния объясняется французским мыслителем тем, что в США изначально и строго, на конституционном уровне, церковь полностью отделена от государства и все конфессии находятся в равном положении.

Особое значение для объяснения специфического общественного устройства Соединенных Штатов А. де Токвиль придает специфическим нравам англо–американцев, во многом связанных с обычаями старой Англии. Он убедительно показывает, что прежде всего благодаря нравам, а не благоприятным природным условиям или даже способствующему их процветанию законодательству и политической организации, жители США, в отличие, скажем, от латиноамериканцев (обитающих в не менее одаренных природными богатствами регионах и часто имеющих не худшую, чем в Северной Америке, законодательную базу), способны жить и процветать в условиях демократии. По его убеждению, географическое положение менее важно, чем законы, а законы менее существенны, чем нравы 473 473 Там же. — С. 233. .

Нравы, включающие модифицированные традиции первопоселенцев, практический опыт, привычки и мировоззрение, имеют для жизни общества первостепенное значение. Это положение французский мыслитель убедительно демонстрирует, сопоставляя положение дел в США и Латинской Америке, прежде всего — в Мексике, которая, находясь в столь же благоприятных природных условиях, что и англоамериканские Штаты, заимствовала принципы их политического устройства, однако не смогла утвердить у себя демократию. Мексиканцы, задекларировав в своей конституции 1824 г. принципы федеративного устройства своих северных соседей, практически полностью скопировали его. «Однако перенеся к себе букву закона, они не сумели одновременно перенести и тот дух, который оживлял ее», в результате чего их страна «постоянно переходит от анархии к военному деспотизму и от военного деспотизма к анархии» 474 474 Там же. — С. 139. .

Североамериканское законодательство, подчеркивает французский интеллектуал, прекрасно отражает дух народа, которым оно призвано управлять. Природные условия латиноамериканских государств не менее хороши, чем в США, однако их нравы и законы не соответствуют друг другу, из чего вытекает бедственное положение большинства их населения. Ибо «до тех пор пока законы не опираются на нравы, они ненадежны, поскольку нравы — это единственная долговечная и крепкая сила, которой обладает какой-либо народ» 475 475 Там же. — С. 211. .

Иначе данное наблюдение можно было бы сформулировать следующим образом: в англоамериканских колониях и США неформальные, но глубоко укорененные в дух народа, прочно базирующиеся на его фундаментальных идейно–ценностно–мотивационных основаниях, институции породили институции формальные, политико–правовые, законодательно оформившие их суть. Поэтому в Северной Америке не наблюдалось противоречий между институциями формальными и неформальными: первые были естественным продолжением вторых.

В противоположность этому добившиеся в начале XIX в. независимости от Испании и Португалии латиномериканские государства с их к тому времени уже устоявшимися ментальностью, нравами и обычаями при конструировании своего политико–правового устройства исходили не из последних, а пытались на собственную почву перенести не отвечающие ее природе принципы североамериканской демократии. Успех не сопутствовал этому эксперименту, поскольку неформальные, базирующиеся на латиноамериканских нравах, институции вступили с формальными, заимствованными извне, в непримиримое противоречие, в котором пребывают с ними до сегодняшнего дня. Подобное явление, причем четырежды (с переходом под власть Польши, России и большевиков, а также после обретения независимости), имело место в Украине; трижды (в Петровские времена, во время установления власти коммунистов и при Б. Ельцине) наблюдалось и в России и т. д.

Обстоятельства возникновения англоамериканских колоний на Атлантическом побережье Северной Америки и религиозно–ценностный строй сознания их основателей, характер и нравы людей, переселявшихся из Европы, принятые в колониях, а затем на федеральном уровне законы, богатейшие, до того практически не освоенные местными жителями природные ресурсы страны, непрекращающиеся конфликты с индейскими племенами, пытавшимися противостоять экспансии колонистов и авантюристов (часто с криминальным прошлым) — это и многое другое определило особенности североамериканской ментальности, весьма, а кое в чем и принципиально отличной от европейской.

Обретенная независимость, отмечает А. М. Шлезингер, придала новый статус концепции Америки как «избранной нации» или «нации–искупительницы», которой Всевышний доверил задачу нести свой свет свободы погрязшему в грехах миру. От идеи спасения у себя в стране был один лишь короткий шаг к идее спасения мира, в том числе и насильственными методами, из чего логически вытекала выдвинутая А. Блэкберном идея «империализма правого дела», и восприятие Америки «в качестве предназначенных человечеству судьи, присяжных заседателей и исполнителя приговора в одном лице» 476 476 Шлезингер А. М. Указ. соч. — С. 33. .