Юрий Пахомов - Макрохристианский мир в эпоху глобализации

Глубокий и затяжной экономический кризис конца 1980‑х — первой половины 1990‑х гг., как и валютно–финансовый кризис 1998 г., вместе с политической нестабильностью (достаточно припомнить расстрел российского парламента в октябре 1993 г.), коррумпированностью всех ветвей власти и разворовыванием (преимущественно с дальнейшим вкладыванием в иностранные банки) огромных государственных средств, неприспособленностью законодательства к новым реалиям жизни и бюрократизмом делали Россию, Украину, Казахстан и прочие республики СНГ малопривлекательными для иностранных инвестиций.

Так, совокупный объем прямых иностранных инвестиций в Россию в 1990–1994 гг. составил лишь 3–5 млрд долл, (в зависимости от оценок), тогда как иностранные инвестиции в китайскую экономику только в 1993 г. составили 26 млрд долл., а в мексиканскую в течение 1990–1992 гг. — 63 млрд долл. При этом объем российской внешней торговли, вопреки проведенной либерализации, в начале 1990‑х гг. заметно сократился. В 1993 г. экспорт составлял 86% от уровня 1991, тогда как за то же время импорт упал до 61% от уровня 1991 г. С 1994 г. экспорт и импорт начали постепенно (вопреки колебаниям, вызванным кризисом 1998 г.) возрастать, однако российская экономика стала чрезмерно интернационализированной и уязвимой при изменениях мировой конъюнктуры. В конце 1994 г. экспорт составлял 25% российского ВВП, а импорт — около 17%, что делало долю внешнеторгового сектора ВВП вдвое большей, чем в США 727 727 Курьеров В. Г. Экономика России: общие тенденции // ЭКО. — 1994. — № 5. — С. 2–7; Он же. Внешнеэкономические связи // Там же. — 1995. — № 3. — С. 77–98; Он же. Внешнеэкономические связи // Там же. — № 9. — С. 51–75. .

Кризис российской экономики привел к стремительному падению ВВП, приблизительно на 40% 728 728 Кулешов В. И. Переходная экономика: пройденные этапы, наметившиеся тенденции Там же. — 1994. — N9 12. — С. 54–63. . Достаточно напомнить, что инвестиции в сельское хозяйство России с 1991 по 1993 г. упали в 7 раз, доля накопления основных фондов уменьшилась на 33,8% в 1989 г., на 32% в 1992 г. и на 25,8% в 1993 г., а внешний долг страны в 1993 г. составлял 64% ВВП страны и 26,2% ее годового экспорта 729 729 Крюков В. Полные канистры и пустые карманы // Там же. — № I. — С. 53–62. (при массированном теневом вывозе капиталов за границу).

В середине 1990‑х гг. экспорт начал возрастать, но почти исключительно за счет увеличения поставок на внешний рынок нефти и газа, которые в его структуре составляли уже тогда 50%, и других природных ресурсов и сырья. Основными экспортобеспечивающими регионами России стали Сибирь и Дальний Восток: почти 2/ 3ее экспорта поступали из этих регионов. Вместе с тем доля машиностроительной продукции, и без того низкая в 1993 г. (6,7 объема экспорта), в 1994 г. упала еще ниже — до 5,2%. В 1994 г. доля машин в импорте сократилась с 33% до 30%, а доля пищевых продуктов, в частности за счет завозки из США больших партий «ножек Буша», выросла с 23% до 33%. Такие изменения в структуре экспорта и импорта выразительно свидетельствовали об ухудшении ситуации в экономике, все более ориентовавшейся на выживание, а не на развитие 730 730 Кастельс М. Информационная эпоха. Экономика, общество и культура. — М„ 2000. — С 147. .

При этом во время ускоренной приватизации 1992–1995 гг. акции русских компаний (главным образом прибыльные, эффективно работавшие), были сильно занижены оставшимися при власти представителями старой номенклатуры, превращавшимися в олигархов новой эпохи 731 731 Денисова Л. И. Фондовый рынок и иностранные инвестиции // ЭКО. — 1995. — № 4. — С. 65–73. . Менеджеры компаний и правительственные аппаратчики, осуществлявшие процессы приватизации, удержали наиболее ценную собственность под своим контролем, но занизили цены акций приватизированных компаний, чтобы предложить существенную прибыль иностранным партнерам в обмен на денежную наличность, которую они получали мгновенно и которая, большей частью, оседала на их банковских счетах за границей.

При условиях правовой неопределенности, бюрократического произвола и отсутствия безопасности, которые были, а в значительной мере и остаются присущими русскому «дикому капитализму», прямые иностранные инвестиции в производство, даже в прибыльный нефтегазовый сектор, были мизерными. В значительной мере это обусловлено и тем, что потенциальным прямым инвесторам надо полагаться на российские рычаги управления добычей и транспортированием нефти и газа, в качестве и надежности которых они не уверены.

Поэтому капиталовложения в российскую экономику были большей частью не прямыми (непосредственно в производство определенного вида продукции), а портфельными (в ценные бумаги, от которых можно легко избавиться). При этом большинство портфельных инвестиций было нацелено скорее на финансовые спекуляции, чем на реструктуризацию российской экономики, а доля иностранного капитала составляла около 80% контрактов на российской фондовой бирже. Иностранный капитал в России стремится к получению доступа к энергетическим и другим природным ресурсам, а также к выгодным финансовым операциям, вместе с тем избегая непосредственного включения в экономику страны и устанавливая в ней собственную операционную инфраструктуру. Это и стало одной из главных причин финансового кризиса в России в августе 1998 г.

Ограниченные связи с международной экономикой, сосредоточенные почти исключительно в Москве, Санкт–Петербурге и нескольких центрах от Нижнего Новгорода через Екатеринбург и Новосибирск до Хабаровска и Владивостока, обеспечивали сверхприбыли для нескольких сотен долларовых миллионеров, тогда как уровень жизни подавляющего большинства населения непрестанно падал, а средняя продолжительность жизни начала заметно сокращаться (на 30% в 1994 г. по сравнению с 1992 г.) и стала меньшей, чем в Египте или Боливии. Эти и прочие неутешительные реалии российской экономики последнего десятилетия XX в. (как и почти всех других народнохозяйственных систем стран СНГ, за исключением, разве что, Беларуси) демонстрируют противоположные тенденции по отношению к потребностям перехода к новейшей информациональной экономике постиндустриальной эпохи 732 732 Кастельс М. Указ. соч. — С. 149, 150 .

Такие последствия хаотично–необдуманно–своекорыстных экономических преобразований, осуществленных российской номенклатурой в течение первой половины 1990‑х гг., позволили сделать вывод про «явную и, очевидно, окончательную неудачу экономической политики правительства с его односторонним ударением на финансовую стабилизацию, с пренебрежением интересами материального производства, с чрезвычайно упрошенным и политизованным подходом к проблемам рыночного развития и с его примитивным пониманием роли и функций государства в рыночной экономике» 733 733 Курьеров В. Г. Указ. соч. — С. 7. .