Юрий Пахомов - Макрохристианский мир в эпоху глобализации

Возможно, правы те, кто утверждает, что если бы не Первая мировая война, позитивная тенденция продолжалась бы и даже усиливалась бы. Однако трудно возразить и авторам, которые убеждены в том, что Великая война в известной степени стала следствием отсутствия даже минимального контроля со стороны международных неправительственных организаций за разработкой и принятием решений на государственном уровне.

Тот факт, что из общего количества международных неправительственных организаций, созданных за столетний период между Венским конгрессом и началом Первой мировой войны, лишь 20 не имели отношения к Европе, принципиально сути дела не меняет. Ведь, с одной стороны, он свидетельствует о стремлении европейцев к изменениям, а с другой — о неадаптивности тогдашних международных систем к новым веяниям и рекомендациям проинтеграционных образований.

Естественно, что европейские правительства относились к институционализации взаимных отношений более осторожно. Правда, следует отметить устойчивый прогресс в этой сфере. Так, если между 1815 и 1880 гг. общее количество межгосударственных организаций составляло лишь 14, то между 1880 и 1914 гг. были созданы еще 23, хотя пять из них были панамериканскими 180 180 Ibid. . К тому же, подавляющее большинство из них, опять–таки, включали в себя составляющую европейского сотрудничества как доминирующую. Но решающей оставалась роль правящих элит в конкретных государствах.

Таким образом, быстрый рост числа международных организаций в Европе приходится на вторую половину, особенно — на последнюю четверть XIX и первые годы XX ст. Частично это объясняется феноменом принципиального успеха ранее созданных международных институтов, которые демонстрировали эффективность своей деятельности, не беспокоя при этом «священных коров» национального суверенитета и становясь своеобразным образцом для последующего институционального творчества. Этому способствовали и такие факторы, как рост объемов профессиональных и научных знаний с соответствующей потребностью их систематизации и предотвращения дублирования, развитие гуманитарных движений в разных странах и осознание общности многих актуальных проблем и задач, тех вызовов, что бросало европейским пацифистам общее обострение, начиная с 1860‑х гг., политической ситуации в Европе, особенно франко–прусская война 1870–1871 гг.

Вместе с тем, приведенные факторы, в известной мере объясняя количественный рост международных организаций, не дают, однако, ответа на фундаментальный вопрос: почему критическая фаза институализации международных отношений в Европе приходится именно на 1860‑е и 1870‑е гг. Одной доминанты государственности в ее традиционном понимании и констатации слабого влияния неправительственных организаций здесь явно недостает для окончательных выводов.

Базовая причина противоречивого и в то же время показательного феномена заключается, на наш взгляд, в наступлении качественно новой стадии экономического развития, которой Европа достигла в то время. Доминировала идея экономического прагматизма, реализовать которую на традиционной основе становилось все труднее. Политический изоляционизм, присущий тогда многим государствам, негативно отражался на их экономиках и вызывал активные поиски выхода из сложившейся ситуации.

Дело в том, что именно тогда произошел прорыв в техническом прогрессе, начали ускоряться темпы индустриализации, а это, в свою очередь, обеспечило экономическую основу для крупномасштабного процесса интернационализации жизни континента. Если раньше физические факты географии уже сами по себе представляли непреодолимые препятствия для налаживания коммуникаций, то транспортная революция 1860–1870‑х гг., сопровождаемая массовым внедрением и распространением дешевых и быстрых средств транспортировки морем и сушей, телеграфа, надежной и достаточно унифицированной почтовой службы, создала надежную и доступную базу для организации конференций, конгрессов и других форм международного общения, в том числе на уровне гражданского общества.

Таким образом, развитие транспортной инфраструктуры в значительной мере дополняет общую картину поисков новых моделей сближения европейских государств. Оно позволило интенсифицировать и поставить на регулярную основу международные общественно–политические контакты: если ранее конференции и конгрессы были в состоянии созывать лишь государства и связанные с государственной властью структуры (и то, обычно, лишь для решения судьбоносных вопросов войны и мира), то с того времени подобные мероприятия стали уже обычным и неотъемлемым атрибутом деятельности как межгосударственных, так и международных неправительственных (общественных) организаций, без чего было бы невозможным собственно их существование.

Еще одним очень заметным явлением 2‑й пол. XIX в., благодаря которому индустриализация способствовала росту тенденции к интернационализации, стали международные торгово–промышленные выставки, или «экспозиции». Такие мероприятия в 1‑й пол. XIX в. уже проводились в ряде стран на общенациональном уровне. Первая же международная выставка, причем крупного масштаба, была проведена в Лондоне в 1851 г. (она называлась «Большая выставка»). С тех пор до 1914 г. были проведены 42 подобные выставки. Последние же, в свою очередь, становились «центрами притяжения» для многочисленных международных конгрессов и конференций.

Для нашего исследования важно то, что подавляющее число как международных конгрессов (конференций), так и международных выставок проходило в то время в европейских странах, в основном во Франции, Бельгии, Швейцарии, Великобритании и Германии. Характерно, что, например, из 14 сторон — подписантов Берлинской конвенции 1912 г. о международной выставочной деятельности, все, за исключением Японии, были европейскими странами. В этом видится еще один аргумент в пользу вывода о взаимосвязи между стремлением европейцев покончить с постоянными войнами и активизацией идеи Объединенной Европы.

В этом же контексте следует рассматривать, на наш взгляд, и проблему «европейскости» России, которая, начиная с середины XVIII в. (русско–прусская война как составляющая общеевропейской Семилетней войны), принимает активное участие в европейских делах, правда, преимущественно на уровне отношений «верхов», а также участия в военных кампаниях. Россия принадлежала к инициаторам и главным участникам Венского конгресса и созданного им коллективного механизма (а вернее — первой практической попытки его создания) поддержки мира и стабильности на континенте. Позже российское и американское правительства выступили инициаторами проведения Гаагских мирных конференций 1899 и 1907 гг., результатом которых стало подписание ряда конвенций, основополагающих для перспектив развития новой системы международных отношений.