Кевин Макдональд - Введение в Культуру Критики

Доказательства, которые предоставил Куддихи, указывают на то, что Найбур социализировался в еврейском обществе Нью-Йорка и что получение позиций, которые он занимал — его должность главного протестансткого спикера — было облегчено альянсами с евреями и тем, что его труды хорошо совпадали с интеллектуальной атмосферой Нью-Йорка. Таким образом, поведение Найбура является скорее индикатором еврейского могущества и способности евреев рекрутировать симпатизирующих еврейским целям не-евреев, а не доказательством саморазрушения протестантов. Невозможно недооценивать важность еврейского могущества в интеллектуальных кругах Нью-Йорка во время, когда Найбур делал свои заявления (см КК, passim ). Например, Лесли Фидлер (1948, стр. 873) отметил, что «провинциальный писатель в Нью-Йорке ощущает… себя деревенщиной, и пытается приспособиться; и почти пародийная еврейскость, демонстрируемая писателем-не-еврем в Нью-Йорке является странным и важнейшим свидетельством нашего времени» (8).

Хотя есть много доказательств тому, что европейцы воодушевленно защищали свою культурную и этническую гегемонию в начале и середине 20-го века, их быстрый упадок поднимает вопрос о том, какие культурные или этнические характеристики европейцев сделали их восприимчивыми к интеллектуальным и политическим движениям, описываемым в КК ? Обсуждение этого вопроса в КК фокусируется в основном на предложенной связи индивидуализма с относительно слабым этноцентризмом и сопутствующим моральным универсализмом — чертами, совершенно чуждыми иудаизму. В нескольких местах во всех трех моих книгах об иудаизме я развиваю аргумент о том, что европейцы являются относительно менее этноцентричными, чем другие народы и относительно более склонными к индивидуализму в противоположность этноцентрическим коллективистским социальным структурам, исторически гораздо более характерным для других человеческих групп, включая, что небезынтересно для данной дискуссии, еврейские группы. В этой части я углубляю и расширяю данное обсуждение.

Фундаментальная идея заключается в том, что европейские народы высоко уязвимы перед вторжением сильно-коллективистских, этноцентрических групп, поскольку индивидуалисты обладают меньшей защищенностью против таких групп. Конкурентное преимущество сплоченной, тесно-взаимодействующей группы очевидно, и эта тема проходит красной линией через всю мою трилогию об иудаизме. Подобный сценарий предполагает, что европейские народы более склонны к индивидуализму. Индивидуалистические культуры демонстрируют незначительную эмоциональную привязанность к своим внутренним группам («ингруппам»). Личные цели являются первостепенно-важными, и социализация акцентирует важность самодостаточности, независимости, индивидуальной ответственности, и «самоактуализации» (Триандис 1991, стр. 82). Индивидуалисты более позитивно настроены в отношении незнакомцев и членов других групп, и с большей вероятностью социализируются и демонстрируют альтруистическое поведение в отношении чужаков. Люди в инидивидуалистических культурах слабее осознают границы между внешней и внутренней группами и, таким образом, не имеют высоко-негативных настроений в отношении членов внешней группы («аутгруппы»). Они часто не соглашаются с политикой ингруппы, демонстрируют незначительную эмоциональную привязанность или лояльность к своим ингруппам, и не разделяют чувство общей судьбы с другими членами своей группы. Оппозиция ко внешним группам обнаруживается и в индивидуалистических обществах, но эта оппозиция более «рациональна» в том смысле, что тенденция полагать всех членов внешней группы виновными выражена меньше, чем в коллективистских обществах. Индивидуалисты формируют слабые привязанности ко многим группам, в то время как коллективисты характеризуются интенсивной привязанностью и идентификацией с меньшим числом ингрупп (Триандис 1990, стр. 61). Таким образом, индивидуалисты относительно хуже приспособлены к межгрупповой борьбе, столь характерной для всей истории иудаизма.

Исторически, иудаизм был гораздо более этноцентричным и коллективистским, чем типичные Западные общества. Я выдвигаю этот аргумент в «Обособленности и ее разочарованиях» (Макдональд 1998а, Глава 1) и, особенно, в «Народе, который должен жить один» (Макдональд 1994, Глава 8), где я предполагаю, что в ходе своей недавней эволюции, европейцы подвергались меньшей межгрупповой натуральной селекции, чем евреи и прочие ближне-восточные популяции. Эта гипотеза была изначально предложена Фрицем Ленцем (1931, стр. 657), предположившим, что, из-за суровой окружающей среды Ледникового периода, нордические народы эволюционировали в малых группах и развили тенденцию к социальной изоляции, а не к сплоченным группам. Эта перспектива не подразумевает, что северные европейцы характеризуются отсутствием коллективистских механизмов для межгрупповой борьбы, но она предполагает, что эти механизмы относительно менее развиты и/или требуют более высокого напряжения уровня межгруппового конфликта для своего запуска.

Этот взгляд не противоречит экологической теории. В условиях неблагоприятной экологической обстановки, адаптации преимущественно направлены на преодоление враждебных факторов природной среды, а не на межгрупповую конкуренцию (Саусвуд 1977, 1981). В такой окружающей среде селекционное давление, способствующее развитию обширных родственных сетей и высоко-коллективистских групп, будет относительно незначительным. Эволюционные концептуализации этноцентризма акцентируют его полезность для межгрупповой конкуренции, но этноцентризм совершенно не важен для борьбы с физической средой, и такая среда не способствует развитию больших групп.

Европейские группы являются частью того, что Буртон и соавторы (1996) называют Северной Евразийской и Приполярной культурной зонами. Эта культурная область происходит от охотников-собирателей, приспособленных к холодным, экологически неблагоприятным климатическим условиям. В таких климатах существует эволюционное давление на развитие моногамной семьи, с мужчиной, обеспечивающим пропитание и прочие ресурсы; подобная окружающая среда не способствует полигамии или большим группам на протяжении достаточно большого, эволюционно-значимого интервала времени. В таких условиях, стабильное поддержание отдаленных родственных связей является относительно сложным, и браки имеют тенденцию быть экзогамными (то есть межплеменными). Как обсуждается далее, все эти характеристики являются противоположностью тому, что обнаруживается среди евреев.