Ричард Пайпс - Русский консерватизм и его критики. [Исследование политической культуры]

Как я объясняю во введении к книге, моему интересу к русской консервативной идеологии уже более полувека. Он возник в самом начале моих профессиональных занятий историей этой страны. Меня давно занимало, почему Россия, будь то царская или коммунистическая и, тем более, недавняя постсоветская, неизменно отвергала демократию, гражданские свободы и верховенство закона. Очевидно, ее склонность к самодержавию, не ограниченному конституцией или подлинным общественным представительством, не может объясняться только жаждой власти ее правителей, так как многие из наиболее выдающихся интеллектуалов и государственных деятелей России настойчиво утверждали, что их страна должна подчиняться неограниченной абсолютной власти — или же погибнуть. Причина этого убеждения, принесшего русским людям так много страданий, должна лежать глубже. Но где?

В книге «Россия при старом режиме», вышедшей в 1974 году и вскоре переведенной на русский язык, я пытался проследить институциональное развитие царского самодержавия. В то же время я изучал и его интеллектуальные корни, написав монографии о двух выдающихся русских консерваторах — Николае Карамзине и Петре Струве. Мое внимание затем переключилось на другие аспекты российского прошлого, главным образом на революцию 1917 года. Но, наблюдая за коротким и жалким эпизодом поиска Россией свободы после распада СССР в 1991 году и быстрым, почти предопределенным отказом от демократических институтов, я снова обратился к консервативной традиции. В настоящее время мы располагаем не только интеллектуальными аргументами в ее защиту, но и опросами общественного мнения, которые показывают, что русские, поставленные перед выбором между свободой и порядком — ложным выбором, ибо эти два понятия прекрасно сочетаются, — в большинстве своем выбирают порядок. Из этих опросов явствует, что свобода для них означает анархию и преступность. Очевидно, вера в то, что Россия должна управляться авторитарно, имеет глубокие корни в политической культуре страны.

В настоящей книге делается попытка проследить эти корни от начала XVI века до начала XX. Я рад, что этот предмет, находившийся под запретом при коммунистическом режиме, горячо обсуждается сейчас в Российской Федерации, и надеюсь, что моя книга внесет вклад в эту дискуссию.

Я хотел бы выразить здесь мою признательность Ирине Павловой за тщательность, с которой она выполнила этот перевод.

Кембридж, Массачусетс

3 февраля 2008 год

Впервые тема этой книги пришла мне на ум полвека назад, когда, пораженный сходством между коммунистической Россией и Московским царством, я решил заняться изучением русского консерватизма. Среди моих бумаг есть заявка, написанная в 1956 году на имя Клайда Клакхона, основателя и директора Русского исследовательского центра в Гарварде, стипендиатом которого я был. В ней я определял свой научный интерес следующим образом:

В настоящее время я занимаюсь консервативной традицией в современной российской истории… Это вопрос, привлекший мое внимание в связи с изучением русской истории XVIII — начала XX века, — как и в силу каких причин (действительных или предполагаемых) Россия сохранила свою автократическую систему правления даже после того, как эта система была отменена в большей части Европы?

Я начал свой проект с монографии об историке Николае Карамзине, который в 1810–1811 годах написал классический манифест русского консерватизма, чтобы отговорить Александра I от реализации его либеральных замыслов на том основании, что самодержавие является единственной подходящей для России формой правления. В 1959 году я опубликовал перевод этого документа, сопроводив введением, объяснявшим обстоятельства его появления [1] Pipes R. Karamzin’s Memoir on Ancient and Modern Russia: A Translation and Analysis. Cambridge, Mass., 1959. . В 1970 и 1980 годах я выпустил двухтомную биографию Петра Струве, мыслителя, который начал свой интеллектуальный путь как марксист, затем отказался от марксизма в пользу либерализма и закончил свое развитие как либеральный консерватор [2] Пайпс. T. 1–2. . В 1974 году я опубликовал свою интерпретацию русской политической истории с древнейших времен до конца XIX века, основанную на идее «патримониальной», или «вотчинной», монархии, крайней формы абсолютизма, при которой русские суверены не только управляли своим государством, но и владели им [3] Пайпс P. Россия при старом режиме / 3-е изд. М., 2004. . В промежутке я написал ряд книг на другие темы, главным образом о русской революции.

Если после долгого перерыва что-то заставило меня вернуться к теме, волновавшей меня в молодости, так это поразившая меня скорость и, можно сказать, неизбежность, с которой русские люди, избавившись от самой крайней формы автократического правления, когда-либо известной в истории, и вроде бы выразив готовность принять демократию, снова, как и в 1917 году, стали искать защиту в подчинении «сильной руке». Похоже, Россия, в силу причин, заложенных в ее социальной структуре, культуре или в их взаимодействии, обречена на авторитарное правление. Под этим термином я имею в виду правление, при котором граждане отказываются от своих политических и гражданских прав в обмен на стабильность и порядок. В то время как на Западе консервативная идеология появилась как реакция на крайности Просвещения, давшие знать о себе во Французской революции, в России на протяжении всей ее истории она была основополагающей теорией управления, последовательно поддерживавшейся верхами и господствовавшей в общественном мнении.