Ричард Пайпс - Русский консерватизм и его критики. [Исследование политической культуры]

Таким образом, власть европейских королей с самого раннего времени ограничивалась множеством идей и институтов, как то: убеждением, что король обязан заботиться о благосостоянии своих подданных, уважать обычай и не издавать законы по собственной прихоти; что перед принятием решений, касающихся всей страны, он должен советоваться с народом, а главное, что он должен уважать собственность своих подданных.

Ни упадок феодализма, ни триумф королевского абсолютизма не разрушили эти ценности. Историки согласны с тем, что концентрация беспрецедентной власти в руках европейских монархов в XVII и XVIII веках была обусловлена необходимостью усиления роли современных профессиональных армий, сменивших феодальные ополчения. Такие армии требовали огромных финансовых расходов. Их было трудно обеспечить посредством традиционных методов повышения налогов с одобрения штатов: «Столкнувшись с необходимостью мобилизации все большего числа мужчин и финансов, короли стали нетерпимы к препятствиям и местничеству штатов и налогоплательщиков» [33] Miller J. Introduction // Absolutism in Seventeenth Century Europe… P. 7. . Поэтому во многих континентальных странах они прекратили созывать штаты, и последние тихо прекратили свое существование. Этого не произошло в Англии, которая не имела постоянной армии.

По существу, абсолютизм означал, что короли могли издавать законы по собственному усмотрению — как Людовик XV сказал о себе: «À mois seul appartient le pouvoir législatif, sans dépendance et sans partage» [34] «Мне одному принадлежит законодательная власть, неограниченная и неделимая» (цит. по: HartungF., MousnierR. Quelques problèmes concernant la monarchie absolue II Rela- zioni of the Tenth International Congress of Historical Sciences. Florence, 1955. Vol. 4. P. 10). . Эта практика, безусловно, нарушала обычай, распространившийся в Европе в течение предыдущего тысячелетия. Согласно ему, короли не издавали новые законы, а лишь проводили в жизнь уже существующие, а если требовалось новое законодательство, то оно вводилось с согласия народа*.

«Едва ли найдется какой-нибудь важный закон, в котором средневековый монарх не утверждал бы, что он издан после консультаций и одобрения, т. е. в согласии с правовыми представлениями сообщества» (Kern F. Kingship and Law in the Middle Ages. N.Y., 1956. P. 73).

Однако даже абсолютизм, лишивший народ политических прерогатив, не посягал на фундаментальные гражданские права и права собственности. «Абсолютная монархия — это понятие, противоположное феодальной раздробленности. Но оно не означает деспотизма или тирании» [35] Ibid. P. 8. . Поэтому неправильно утверждать, что абсолютизм предвосхитил тоталитаризм XX века. Основные теоретики эпохи абсолютизма были едины в том, что короли всегда должны следовать «законам Бога и природы», некоторые из них даже позволяли себе утверждать, что подданные тех монархов, которые нарушали это правило, освобождались от обязанности повиноваться, подобно вассалам лордов, нарушивших свои обязательства [36] Olivier-Martin F. L’absolutisme français. Paris, 1988. P. 227–228. . Во Франции, одной из самых абсолютистских монархий, даже защитники королевского абсолютизма признавали, что страна имела «обычную» конституцию, которая отменяла волю короля и которую король должен был уважать: свобода и собственность французов были неприкосновенными [2] Хорошо известное высказывание, приписываемое Людовику XIV, «Государство — это я», — вымышленное. Авторство его принадлежит Вольтеру: Olivier- Martin F. L’Absolutisme français. Paris, 1988. P. 38. Людовик XIV действительно говорил, что, как абсолютный суверен, он имел «в своем полном и свободном распоряжении все владения — как светские, так и духовные». Но он имел в виду не то, что обладал правом лишать своих подданных имущества, а то, что своей властью мог облагать их налогом, когда состояние государственных финансов, по его мнению, этого требовало (Ibid. Р. 170). . Существует общее мнение, что и в Испании, чей правитель Филипп II был назван «самым абсолютистским монархом в мире», королевский абсолютизм закреплял взаимный обмен — король гарантировал правосудие и собственность в обмен на повиновение со стороны своих подданных. Короли возведены в свой сан народом и потому обязаны работать на общее благо [37] Thompson I. A. A. Castile // Absolutism in Seventeenth Century Europe… P. 71–72. . (Термин «bonum commune» применялся во Франции уже в 1273 году [38] Olivier-Martin F. Op. cit. P. 232. .)

В Англии, а затем в Соединенных Штатах и во Франции, где абсолютизм подвергся атаке, с самых первых дней европейской цивилизации существовало общее видение того, что представляет собой законное правительство: такое правительство действовало в согласии с обычаем и законом, уважая права и пожелания граждан. По существу, именно поэтому демократические революции не столько выдвигали новые принципы управления, сколько восстанавливали и расширяли один из традиционных для Европы принципов: что касается всех, должно обсуждаться и одобряться всеми. Остальное в западной политической теории и практике уже давно существовало.

В силу разных причин — в первую очередь географических, но также и культурных — политическая эволюция России происходила в противоположном направлении: от относительной свободы Средних веков к режиму, который в словаре западной политической теории определялся по-разному — как тиранический, сеньориальный или патримониальный.

Как правило, стабильность и свобода в стране находятся в обратной зависимости от размера и внешней безопасности, т. е. чем больше страна и чем небезопаснее ее границы, тем меньше она может позволить себе роскошь государственного суверенитета и гражданских прав. Страна, в которой власть управляет огромными территориями и которая уязвима перед иностранными вторжениями, имеет тенденцию к централизованным формам управления. Эта идея была сформулирована таким политическим теоретиком XVIII века, как Монтескье, и в России служила основным оправданием ее автократической форме правления.

Разумеется, с этой точки зрения самодержавие вполне могло быть обосновано как единственно подходящая для России форма правления. Ее территория огромна: благодаря завоеванию Сибири Россия уже в XVII веке была самым большим государством на Земле. Более того, ее обширному пространству недоставало естественных границ в виде гор или морей, что означало незащищенность страны перед непрекращающимися набегами со стороны кочевых и полукочевых монгольских и тюркских племен. Такие нашествия были частью российской действительности с XII по XVIII век, пока эта подвижная граница в конце концов не стабилизировалась. Этот опыт контрастировал с опытом Западной Европы, которая наслаждалась неуязвимостью перед внешними вторжениями уже с XI века.

Угроза вторжений вела в России к развитию вооруженных сил, гораздо больших, чем способны были вынести население страны и ее экономические ресурсы. Ее правительство стало милитаризованным и предписывало всем слоям населения, за исключением лишь духовенства, государственную службу и труд во имя государства: по словам Ростислава Фадеева, русского консерватора конца XIX века, Московская Русь прежде всего была «военной диктатурой» [39] Фадеев P. Русское общество в настоящем и будущем. (Чем нам быть?) СПб., 1874. С. 57. . В этих условиях, столь отличавшихся от тех, что существовали на Западе, не могло быть ни общества, независимого от государства, ни корпоративного духа, объединяющего его членов. Весь русский народ был закрепощен: не существовало места ни для привилегированной аристократии, ни для класса бюргеров с их самоуправлением, ни для деревенских йоменов.