Ричард Пайпс - Русский консерватизм и его критики. [Исследование политической культуры]

Термин «консерватизм» имеет разные значения в зависимости от политической культуры страны, ибо именно она определяет, что он стремится сохранить [*] Слово «консерватизм» стало популярным благодаря газете Conservateur, которую Ф.-Р. де Шатобриан основал в Париже в 1818 году. . В Соединенных Штатах, например, консерватизм подразумевает ограничение государства, тогда как в России, наоборот, его расширение.

Квинтэссенция русского консерватизма — самодержавие, и в этой книге история консерватизма прослеживается с момента возникновения идеала автократического правления в начале XVI века, когда появилась русская политическая теория, до начала XX, когда, по крайней мере на время, эта проблема была решена введением конституционного парламентского режима. Отход от традиции продолжался лишь одно десятилетие, но к тому времени спор между сторонниками самодержавия и теми, кто выступал за его ограничение, исчерпал себя: с началом XX века становилось все труднее находить новые аргументы в защиту той или иной позиции.

Идеология русского консерватизма — это предмет, который, по большому счету, игнорировали как либеральные, так и радикальные историки [4] Твардовская В. А. Идеология пореформенного самодержавия. М., 1978. С. 6–7. . И до, и после революции они склонны были уходить от его обсуждения, считая эту идеологию или самооправданием режима, стремившегося сохранить свою неограниченную власть, или выражением эгоистических интересов имущих классов — во всяком случае, идеология консерватизма лишалась серьезного интеллектуального содержания. Вследствие этого имеющаяся литература не соответствует тому значению, которое консерватизм приобрел как в российской теории, так и на практике. В Советском Союзе, несмотря на реальные успехи консерватизма, эта тема находилась под запретом, однако после распада СССР она сразу же вызвала огромный интерес и привела к публикации большого количества книг. Составитель одной из лучших из них признает, что «в XIX веке консервативная идеология, несомненно, была в России господствующей не только в правящих верхах, но и в обществе» [5] Гросул В.Я. Зарождение российского политического консерватизма // Русский консерватизм XIX столетия: идеология и практика / Под ред. B.Я. Гросула. М.,2000.С. 13. .

Классическую традиционную трактовку русской интеллектуальной истории можно найти в двухтомной «Истории русской общественной мысли» Иванова-Разумника, опубликованной до революции. Несмотря на название, в работе рассматриваются почти исключительно представители интеллигенции: люди, находившиеся в оппозиции к существующему порядку и, за небольшим исключением, посвятившие себя тому, чтобы его свергнуть. Либералы и консерваторы в правительстве и вне его служат там в основном фоном для радикалов.

Почти то же самое относится и к «Русским мыслителям» Исайи Берлина. При всем ее блеске, книга также рассматривает почти исключительно радикалов: она фокусируется на Бакунине, Белинском, Чернышевском, Герцене, Ленине, Марксе, Прудоне и Руссо. Достоевский и Тургенев составляют исключение, один — консерватор, другой — либерал, но оба больше известны как писатели-романисты, чем как политические мыслители.

И, наконец, недавняя «История русской мысли» Анджея Балицкого тоже концентрируется на радикалах Бакунине, Белинском, Чернышевском, Герцене, Лаврове, Ленине, Марксе, Михайловском и Плеханове. Однако она уделяет внимание и славянофилам Алексею Хомякову и Ивану Киреевскому, а также Достоевскому и Тургеневу.

Мне кажется совершенно неверным сводить интеллектуальную историю к идеям противников существующего порядка и игнорировать мнения его сторонников. Такой подход отражает точку зрения, преобладавшую в царской России, когда общество было резко разделено на тех, кто находился у власти, и тех, кто стремился к ней, и во внимание принималось только мнение противников режима. Однако историк не может позволить себе руководствоваться страстями прошлого. Он должен подняться над ними и рассмотреть весь спектр идей, имеющих отношение к политическим и социальным проблемам эпохи.

Мне не кажется правильным сводить изучение политической теории и к лицам, не связанным с правительством. Имеет ли смысл уделять повышенное внимание Дмитрию Писареву, незрелому молодому человеку, чьи нигилистические теории, даже при том, что в течение нескольких лет они кружили головы студентам, имели мало отношения к реальности, но игнорировать Никиту Панина, Михаила Сперанского или Петра Столыпина, государственных деятелей, которые глубоко задумывались над проблемами России и старались как-то решить их? Столыпин был вне себя, когда журналист спросил его, почему в возглавляемом им правительстве нет «общественных деятелей»:

Как в кабинете нет общественных деятелей? Да сам-то я кто же такой? Тот факт, что я губернаторствовал короткое время, еще не делает из меня бюрократа… Я считаю себя общественным деятелем: проживал больше в имении и был рядовым предводителем дворянства. Это просто недоразумение! [6] Интервью П.А. Столыпина П.А. Тверскому: BE. 1912. Апрель. C. 186.

Он был прав. И по этой причине я расширяю понятие интеллектуальной истории, чтобы включить в нее тех руководителей российского государства и политиков, которые, помимо своих каждодневных обязанностей в правительстве, задавались вопросом, чтб не так с их страной и как это исправить.

Имеют ли идеи самостоятельное значение? Как хорошо известно, Маркс и его последователи рассматривали их как не более чем надстройку над экономической реальностью, а социальные отношения — как ее следствие. Говорилось, что идеи как таковые должны отражать социально-экономические условия, но не влиять на них. В этой интерпретации мало что заслуживает внимания. Сам социализм вырос не из социально-экономических условий эпохи развитого капитализма, а, возникнув в качестве идеи в головах нескольких человек, повлиял на эти условия. Представление, что идеи всегда выражают интересы, несостоятельно только потому, что «интерес» — понятие подвижное, определяющееся ценностями, т. е. идеями. Достаточно одного примера: современные опросы показывают, что в Соединенных Штатах 2/3 населения готово к риску, сопутствующему частному предпринимательству, тогда как в Европе это только 1/2. В современной же России менее 6 % населения готовы принять на себя такой риск: подавляющее большинство предпочитает работать на других [7] Financial Times. 2004. March 3; Известия. 2004.22 января. . Из этого примера, как и из многих других, видно, что интересы определяются ценностями, а не наоборот. Вот несколько мнений, которые подтверждают независимость идей и ценность интеллектуальной истории. Шотландский философ и историк Дэвид Юм: «Хотя люди во многом руководствуются интересом; но и сам интерес, и все человеческие поступки всецело определяются убежден шши» [8] Hume D. Essays Moral, Political, and Literary. London, 1875. Vol. 1. P. 125. . Огюст Конт, основоположник социологии XIX века: «Надеюсь, я не должен доказывать читателям этой работы, что идеи влияют на порядок в мире и нарушают его, или, иными словами, в конечном счете, весь социальный механизм покоится на убеждениях» [9] Comte A. Cours de philosophie positive. Paris, 1998.Vol. 1. P. 38. . И лорд Кейнс, влиятельный экономист XX века: