Рудольф Баландин - Магия внушения, или Секретное оружие Бехтерева

Даже в наши дни возбуждающие и наркотические препараты, несмотря на значительные масштабы использования, сравнительно мало влияют на деформацию духовного мира людей. Это явление далеко не новое и, можно сказать, привычное для человечества.

Совсем иное положение с электронными психоделиками, которые являются искусственными творениями человека, — психотехникой. Если материально-технические средства преобразуют, разрушают природную среду, то психотехнические вторгаются во внутренний мир человека, перестраивая и, судя по всему, разрушая его.

Деформации духовной среды бывают разными. Чаще всего они вызывают дестабилизацию сознания, ослабляют способность делать логичные умозаключения, долго и напряженно размышлять, переживать творческое вдохновение. Обилие готовой видеопродукции подавляет выработку неожиданных, нестандартных художественных образов. Но самое главное, что люди под влиянием электронных психоделиков начинают терять ту структуру разума (психосферы), которая формировалась миллионы лет и окончательно сложилась у неандертальского (около 200 тысячелетий назад) и кроманьонского (около 40 тысячелетий назад) человека.

Что же происходит?

Будем для простоты считать левое полушарие преимущественно рассудочным, а правое — эмоциональным. Кроме того, как известно… (Лукавый оборот речи: «как известно». Он предлагает читателю или слушателю принять данные сведения как обоснованные, общепринятые, достоверные. А ведь общеизвестное не обязательно бывает истинным.)

Скажем иначе: как выяснили ученые, для мозга человека характерна хорошо развитая «новая кора» (неокортекс), ответственная за высшую нервную деятельность. Когда она выходит из строя, подавлена, психика отбрасывается на предшествующие ступени эволюции, к эпохе динозавров.

Выходит, распространенная ныне психотехника формирует «правополушарных» личностей, плохо анализирующих смысловое содержание сообщений в потоке поступающей информации. У них вырабатывается потребность «щекотать нервы», постоянно испытывать эмоциональное возбуждение. Вдобавок, расшатывается деятельность новой коры мозга, пробуждая дремлющих в глубине подсознания «демонов» — наследие эпохи великих рептилий.

Можно проследить, для примера, эволюцию популярных песен. За последние десятилетия они постепенно освобождались от смысловой нагрузки. Народ еще пел песни на слова советских поэтов, слушал сочинения Владимира Высоцкого. Однако со времени «перестройки» началось засилье бессмысленных пустопорожних поделок, основанных преимущественно на ритмах (без содержательных мелодий), а также песен на иностранных языках без каких-либо пояснений их содержания.

Кто-то возразил: произошло наше приобщение к мировой поп-культуре, молодые люди и дети имеют возможность осваивать иностранные языки… Увы, такие суждения, по меньшей мере, наивны. Некогда в России считали: из песни слова не выкинешь. А тут слова играют роль эмоциональ- но-звукового сопровождения, не более того. Для массовой аудитории дело обстоит именно так.

Обилие непонятных и чужеродных слов — один из верных способов наркотизации сознания. Об этом упомянул английский писатель Джордж Оруэлл в романе «1984». В тоталитарном государстве будущего (у него — в Лондоне) используется «новояз», новый язык, называющий вещи не своими именами. Так, на фасаде министерства правды красовались лозунги: «Война — это мир», «Свобода — это рабство», «Незнание — сила».

Кстати, в таких лозунгах, казавшихся Оруэллу абсурдными, своя правда. К примеру: США тратят на вооруженные силы больше, чем все остальные государства мира. Стране никто не угрожает вторжением, не посягает на ее экономические колонии, а она продолжает наращивать свою военную мощь. Бомбами, разрушением, убийством десятков тысяч мирных граждан США устанавливает мир.

А чем оборачивается политическая свобода (или ее иллюзия) в буржуазном обществе, где правит капитал? Самым настоящим экономическим рабством.

Утверждение, что незнание — сила, трудно оспорить. Конечно, незнание, как заметил еще Мишель Монтень, бывает разным, даже творческим. Но в облике невежества, да еще агрессивного, воинствующего, отрицающего науку, незнание — сила могучая.

У Оруэлла новояз призван был изменить у граждан восприятие реальности. А потому: «Министерство любви внушало страх» (оно ведало охраной порядка и надзирало за людьми). Те, кто воспринимали новояз как должное, без рас- суждений, могли жить без излишних проблем, покорно и просто.

Впрочем, более двух с половиной тысячелетий назад китайский мудрец Конфуций полагал, что для нормального существования страны требуется, чтобы каждый занимался своим делом и чтобы все вещи назывались своими именами. Огромную роль в смятении умов играют лукавые термины с извращенным смыслом.

Скажем, для российской молодежи стало привычным слово «киллер». Судя по социологическим опросам, немало молодых людей готовы избрать профессию киллера. Не только потому, что они насмотрелись фильмов, где показана «роскошная» жизнь подобных субъектов. Для них данное слово звучит нейтрально, вполне прилично. Хотя смысл его: «наемный убийца». В дореволюционной и советской России только отпетые негодяи соглашались стать наемными убийцами. А теперь ими становятся многие, порой за не особенно большие деньги. Более значительный контингент готов таким образом обеспечивать себе комфортную жизнь. Это тоже — новые русские с сильно деформированным, в сравнении с их предками, духовным миром.

У нас дошло до того, что многие ключевые слова для понимания положения в стране приходится брать в кавычки. Это уже не странные лозунги, по-своему откровенные, оруэлловского «министерства правды» (на новоязе — «миниправ»). Здесь все вывернуто наизнанку. «Демократия» — власть олигархов, антинародность; «перестройка» — разрушение, развал. «Приватизация» — хищения в особо крупных размерах. «Свобода слова» — продажность СМРАП.

Напечатали массу бумажек со странным названием «ваучер», показали на телеэкране президента Ельцина, держащего в руках по такой бумажке и громогласно заявляющего, что это равноценно двум «Волгам», — и дело сделано. Десятки миллионов граждан попались на рекламную обманку.

Возможно, в пересчете на общенародные ценности сугубо умозрительно «ваучер» мог бы иметь такую цену. Но все было обставлено так, что одним за такую бумажку достались нефтяные или газовые гигантские промыслы, крупнейшие алюминиевые и прочие предприятия, а другим — бутылка водки, шлепанцы или шапка. Первых оказалось несколько тысяч, вторых — многие миллионы. Корень проблемы заключается, безусловно, не в словечке «ваучер», а в том, что большинство населения отвыкло вдумываться в смысл того, что им говорят, сулят.