Майкл Брайт - Существуют ли морские чудовища?

Мнение Верилла о том, что животное — осьминог, было основано на присланном ему описании конечностей: части щупалец были «клейкие с одного конца» тела. Однако дальнейшие исследования показали, что это было не совсем так. В письме от некоего мистера Вильсона (он был в числе первых, кто видел тело до того, как его смыло в море и снова прибило — уже в другом месте) доктору Уэббу мы читаем: «Один фрагмент конечности — 23 фута (7 м) длиной — лежал на запад от тела, футах в 4 (1,2 м); три конечности лежали к югу от тела и, по всей видимости, были присоединены к одному месту (хотя я не раскапывал песок, чтобы увидеть все тело, потому что оно просело довольно глубоко, а я тогда сильно устал); самая длинная конечность была 32 фута (9,7 м), а другие щупальца были на 3–5 футов короче».

Неуверенность Верилла не была безосновательна: когда тело откопали, ни одно щупальце не было присоединено к телу. Возможно, тело это представляло собой останки головы кашалота, а щупальца принадлежали кальмару, находившемуся в желудке кита, которые отрыгнулись или вывалились из желудка, когда тело прибило к берегу. Я уверен, Верилл не отвергал эту версию, и, когда доктор Уэбб послал ему несколько образцов тела, он был убежден, что эти образцы скорее принадлежат киту, чем осьминогу. Верилл писал в журнал «Америкэн джорнэл оф сайенс»:

«Доктор Уэбб прислал мне недавно несколько крупных образцов оболочки того существа, довольно хорошо сохранившиеся в формалине. Толщина образцов от 3 до 10 дюймов (7,6–25,4 см). Они представляют собой не мышечную ткань, как все ожидали, а структуру, аналогичную твердой, эластичной разновидности жировой оболочки — такая есть на голове некоторых китовых, например кашалота. Ткань содержит мало жира, и в общем ее нельзя назвать настоящим китовым жиром. Оболочка этого типа твердая, очень прочная и эластичная и состоит по большей части из переплетенных волокон и сгустков твердой, волокнистой, белой соединительной ткани. Волокна не так просто разрезать или оторвать, особенно, если они частично подсохнут или затвердеют. Внутренние и менее плотные каналы этих объемных масс пронизаны крупными каналами. Вероятно, первоначально эти ткани содержали и кровеносные сосуды. От внутренней поверхности некоторых образцов, удаляясь во внутренние массы, отходят пучки эластичных волокон. Теперь они свободно свисают с оболочки ткани. По утверждению доктора Уэбба, эти волокна со всех сторон соединялись с длинным мешкообразным органом, занимавшим большую часть центральной полости огромной массы. Мышечных волокон в присланных образцах не обнаружено. Возможно, мышечные ткани внутренних поверхностей, если они и были первоначально, разложились. В плотной волокнистой массе признаки разложения отсутствовали. Внешняя поверхность в некоторых местах предстает в виде твердого, тонкого, серого, довольно грубого кожеподобного слоя, который может быть остатками внешнего слоя кожи. Она сходна с внешним покровом некоторых рыб, с которых удалена чешуя. Руководствуясь этими фактами, я полагаю, что масса, выброшенная на берег, — всего лишь часть туловища гигантского позвоночного, покрытая толстым слоем, который по структуре напоминает китовый жир.

Если даже предположить, что эта эпидермальная оболочка может быть совместима со структурой некоторых неизвестных рыб (например, оболочка огромной рыбы-солнца очень толстая и эластичная, но отличная от исследуемой по структуре) или рептилий, все равно очевидно, что это больше походит на внешние покровы китообразных, чем какого-либо другого животного из тех, что мне известны. Если мы представим кашалота с вытянутой далеко вперед головой, или огромной, тупой мешкообразной мордой, выступающей далеко вперед за пределы верхней челюсти, и огромной центральной пазухой, и если все это подгниет и подпортится — получится как раз то, что было выброшено на берег. Однако, с другой стороны, вряд ли возможно, что угловатая, как бревно, усеченная узкая морда кашалота могла бы, даже после долгого пребывания в волнах, принять такую форму. Ни один китобой, взглянув на эти останки, не признает, что это фрагмент кита. Вряд ли вообще возможно узнать в таком большом грушеобразном мешке 21 фута длиной какую бы то ни было часть кашалота, разве что допустить, что это какой-то уродливый, не похожий на сородичей экземпляр с раздувшимся то ли вследствие болезни, то ли от старости носом. Как ни старались, дыхала тоже не обнаружили. К этому времени объект изучения переместился ближе к Сент-Августину; его обнесли забором, чтобы защитить от песка. Он оставался в том же состоянии еще несколько месяцев».

Что в конце концов случилось с телом, не сообщается. Верилл, со своей стороны, тоже написал в несколько научных журналов, включая «Сайенс» — журнал Американской ассоциации развития науки. В номере этого издания от 5 февраля 1897 года он сообщил, что его идентификация останков тела оказалась ошибочной и что сейчас он склоняется к мнению, что это все-таки были останки кашалота. В номере от 19 марта он подтвердил свое мнение дополнительной информацией.

В том же журнале профессор Фредерик Лукас из Национального музея выступил относительно нового, измененного мнения Верилла еще резче: «Профессор Верилл совершенно прав, заявляя, что структура внешнего слоя „флоридского монстра“ напоминает китовый жир, а существо, вероятно, следует отнести к китам. Да! Эта материя похожа на китовый жир и пахнет как китовый жир, это и есть китовый жир — не более и не менее. Лучшего довода, пожалуй, и не придумаешь, и этот довод гораздо убедительнее того, что объект представляет собой „мешковатую структуру“. Склонный к пылкому воображению обыватель, неспециалист, может увидеть гораздо больше, чем самый эрудированный ученый».

Таким образом, Верилла поставили на место, и остается только догадываться, какое давление ему пришлось вынести, пока он переменил свое официальное мнение. Опять-таки фотографии свидетельствуют, что это голова кашалота, а фотоизображение принимается за фактическое доказательство. Верилл, однако, оговаривался, что здесь все-таки не все гладко, особенно в интерпретации, и обращал внимание на тот факт, что некоторые из ученых придерживаются мнения, что это все же головоногое. Вопрос повис в воздухе до 1957 года, когда Форест Вуд, тогдашний директор Морской лаборатории во Флориде, а ныне научный сотрудник Научно-исследовательского центра Военно-морских сил США в Сан-Диего, раскопал пожелтевшие газетные вырезки в какой-то полузабытой папке и серьезно заинтересовался «флоридским монстром».

Вуд выведал у видного специалиста по головоногим доктора Герберта Восса из Университета Майами, что образцы тканей этого монстра были препровождены в Смитсоновский институт в Вашингтоне, и там они, завернутые в марлю и помещенные в раствор формальдегида, хранятся до сих пор. Хранитель музейной коллекции моллюсков Гарольд Рехдер отправился искать «флоридского монстра» и наконец нашел требуемые образцы среди бесчисленных банок. На банках значилось по-латыни: « Octopus giganteus Verrill », то есть «Гигантский осьминог Верилла».