Евгений Черных - Степной пояс Евразии: Феномен кочевых культур

Хронология всегда является одним из наиболее острых сюжетов повествования о материалах и культурах археологических эпох. Датировки исторических периодов – и это, надеюсь, достаточно ясно – исходят из документов письменных. Хронологические построения археологических эпох базируются на совершенно иных материалах и методах. Здесь на первый план выходят системы радиоуглеродных датировок, а также дендрохронологии. Тема основ и методов археологической хронологии весьма специфична и достаточно сложна. Именно по этой причине автор посчитал целесообразным посвятить этому направлению исследований особое Приложение 4, где и будут охарактеризованы некоторые важнейшие приемы установления возраста археологических древностей и культур.

Теперь вновь кратко вспомним о важнейших проблемах изучения характера кочевых культур Степного пояса. Зарождение самого феномена кочевых воинственных культур Великой Евразйской степи было связано с двумя наиболее существенными технологическими и социально-организационными достижениями. На первом плане в этом отношении должно, безусловно, стоять одомашнивание лошади и освоение коня под верховую езду. Номад Степного пояса без приспособленной под верх лошади вряд ли может считаться собственно номадом. Даже в летние сезоны он мало подвижен, полностью привязан заботами об удобных пастбищах к своему медлительному стаду коров, овец и коз. У пеших пастухов нет никаких возможностей для скоростного маневра; нет даже возможностей успешной обороны своего четвероногого богатства от внезапных нападений быстрых хищников.

Приручение коня, освоение его под верх привело к незамедлительному формированию кавалерии, конных стремительных воинских подразделений, оказавших столь мощное воздействие на характер и динамику развития огромного числа евразийских культур начиная с IV тысячелетия до новой эры.

Другим столь же существенным сдвигом мы должны назвать открытие металла и металлургического производства. Во множестве сообществ металл сразу же привлек внимание в качестве первоклассного материала для изготовления оружия (чем он, впрочем, служит и до сегодняшнего дня). Воины-скотоводы довольно скоро оценили его свойства.

Вполне естественно, что в цели наших изысканий входит стремление обнаружить самые ранние истоки этих явлений. Однако мы сразу же должны сказать, что металлургия и коневодство находятся здесь в весьма неравном положении: получить удовлетворительно четкое представление о времени и месте зарождения развитого коневодства мы не в состоянии. Обыкновенно кости того или иного одомашненного животного несут на себе какие-либо следы или же признаки произошедших изменений в сравнении с видами дикими. Лошадь в этом отношении оказалась менее «податливым» видом на фоне иных копытных, к примеру, крупного или же мелкого рогатого скота.

При исследовании археологических древностей металл при сопоставлении с костными останками лошади предстает в качестве несравненно более явного и определенного признака кардинальных технологических инноваций. Он хорошо сохраняется в культурных слоях или же в могилах; его легко изучать как со стороны формы металлических изделий, так и технологии выплавки того или иного металла из руд; довольно легко уяснить себе и методы его обработки.

Упоминание о металле мы поместили вслед за конницей. Такой порядок изложения вовсе не означает, что роль металла менее значима на фоне доместикации лошади. Соотношение это, конечно, совершенно противоположное, – металл с определенного времени становится показателем восхождения человеческих сообществ на принципиально новую ступень развития, на чем мы и остановимся более подробно.

На признаках освоения новых технологий в металлургическом производстве издавна строились базовые посылки глобальной периодизации развития человеческих сообществ. Например, еще в 1837 году организатор первого в мире археологического музея в Копенгагене Христиан Томсен расположил в экспозиции ископаемые древности так, что они четко соответствовали его представлениям об эволюционном хронолого– технологическом порядке развития североевропейских культур. Начало отвечало веку каменному, за ним наступал век бронзы, и уж последнему наследовал железный век. Фундамент технологического характера данной схемы выступал вполне определенно, и его универсальный характер, как казалось, даже не требовал специальных дискуссий.

Весьма сходные мысли по этому поводу высказывал и Тит Лукреций Кар едва ли не за две тысячи лет до Томсена. Вот только древнеримский поэт и философ свою весьма похожую и также трехчленную историко– технологическую схему излагал в форме поэтической. Но ведь уже задолго до Лукреция, еще на заре эпохи железа, на рубеже восьмого и седьмого столетий до новой эры, сын ахейского морехода Гесиод различал в человеческой истории пять веков. Эпоху камня в его «Трудах и днях» замещали наполненные блаженством золотой и серебряный века. Периоды драгоценных металлов замещал мрачноватый и преисполненный « насилыциной » век «медных и необорных » по своей мощи гигантов. Странным диссонансом вторгался в гесиодову схему век четвертый – « славных героев божественный род». Венчало же историю человечества то время, в котором обретался уже сам Гесиод: век «проклятых небом железных людей», которые «никогда не будут ведать передышки от горя и несчастий» (но мы еще вспомним позднее о Гесиодовой классификации человеческих эпох).

Любопытно, однако, что во всех либо фантастико-поэтических, либо научных схемах развития человеческих сообществ металлы непременно выдвигались на передний план и играли роль решающую. Так, по существу, было всегда, и автор не склонен оспаривать эту аксиому. Однако по мере развития исследований досадное «но» проявлялось здесь все яснее и ярче: подобная «триада веков» обнаруживала весьма существенное пространственное ограничение; на роль схемы глобальной и всепланетной она претендовать никак не могла. Оказалось, что подобная схема относится, прежде всего, к так называемому «ядру» евразийских сообществ, о котором более подробная речь пойдет ниже.

В последние десятилетия в археологической науке весьма распространенным стало понятие «эпоха раннего металла» (ЭРМ). В таких случаях под «ранним металлом» обыкновенно понимают медь, а также сплавы на ее основе, или же бронзы: медь явилась первым среди распространенных и потому наиболее «ранним» металлом в истории человечества. Реальный старт ЭРМ восходит к V тыс. до н. э., когда в ряде культур появились большие серии орудий и украшений из химически чистой меди (сплавов тогда еще не знали). Позднее – с IV тыс. до н. э. – начинается производство бронз или же искусственных сплавов меди с мышьяком, оловом, сурьмой, свинцом, а еще позднее – с цинком (латуни). Заметные серии железных изделий встречаются лишь в некоторых культурах самого конца II тыс. до н. э., а решительный переход множества культур Евразии в век железа длился едва ли не все I тыс. до н. э. Следовательно, хронологические рамки ЭРМ охватывали, по существу, примерно сорок столетий – с V по II тысячелетия.