Игорь Яковенко - Риски социальной трансформации российского общества: культурологический аспект

С нашей точки зрения, объективное содержание процессов, описываемых социологами в категориях «модернизационная трансформация» или «модернизационный переход», составляет развернутое выше переструктурирование культурного комплекса и ментальности, в котором фиксируются и закрепляются изменения человека, общества и культуры. В настоящее время российское общество вступило в этот исключительно болезненный процесс, который, по нашим оценкам, растягивается на время жизни одного-двух поколений. Ему еще предстоит окончательно изжить неоднородность культурного комплекса и избавиться от взаимоисключающих, внутренне противоречивых установок, разрывающих психику человека и травмирующих сознание общества, переживающего модернизацию.

Описанная неоднородность культурного комплекса представляет собой существенную детерминативу риска. Суть этого феномена выявляется, к примеру, на личностном уровне. Углубленный анализ показывает, что один и тот же человек оказывается носителем двух сложно сочетаемых культурных систем. По воспитанию и образованию такой человек принадлежит сциентистской, рациональной культуре Нового времени. Именно так он себя осознает. Его мышление разворачивается в пространстве рационального дискурса. Однако в континууме поведения объекта нашего исследования обнаруживаются поступки, высказывания, пристрастия и устремления, которые решительно не согласуются с самоописанием.

Этот – второй – уровень обнаруживает собственную природу, оказывается внутренне логичным и целостным, но здесь мы сталкиваемся с логикой традиционной культуры с ее собственными рефлексами, стереотипами и положенностями. При этом, оттесненный на второй план сознания, потаенный мир традиционной культуры не интерпретируется в терминах культуры актуальной. Поэтому он скрыт от осознания, как бы не существует. Носитель двойственного сознания склонен объявлять частностями, досадными мелочами все то, что выпадает из логики его актуальной культуры. Характерно следующее: подробный, развернутый анализ вытесненных несогласований часто вызывает сложную, болезненную реакцию, во многом напоминающую классическое поведение пациента психоаналитика.

Здесь можно говорить о сознании и подсознании культуры. Проявленный, вербализованный уровень культуры, очевидно, не исчерпывает личности. За ним скрывается другой, потаенный, который так же дорог субъекту, как и самооценка из пространства его актуальной культуры. Поэтому конфликт между двумя уровнями культуры табуируется к осознанию. Так, христианин, приверженный суевериям и бытовым языческим обрядам, не склонен к последовательному, бескомпромиссному обсуждению своего поведения.

Для того чтобы наши рассуждения не показались абстрактными, приведем один пример: в СМИ (радиостанция «Эхо Москвы», 16 ноября 1994 года) описывался эпизод предвыборной кампании в Думу 1993 года. Лидер партии «Яблоко» Григорий Явлинский встречался с избирателями на одном из заводов оборонного комплекса, который, как и многие госпредприятия, переживал трудные времена. Когда разговор перешел в режим вопросов и ответов, представитель дирекции обратился к Явлинскому со следующим вопросом: «Мы рассказали вам о проблемах нашего предприятия. Это и финансирование, и цена энергоресурсов, и отсутствие госзаказа, и проблемы соцбыта. Что вы сможете сделать для нас, если вас изберут в Думу?»

Ответ Явлинского сводился к следующему: оперативное управление находится в сфере компетенции исполнительной власти. Функции законодательной ветви власти принципиально иные. Участвуя в законотворческом процессе, партия «Яблоко» может формировать законы, которые создадут условия для решения проблем предприятий оборонного комплекса, но не более того. Аудитория встретила слова Явлинского без энтузиазма.

Через неделю на том же предприятии выступал лидер ЛДПР Владимир Жириновский, которому задали тот же вопрос. Ответ Жириновского был краток: «Если вы изберете меня в Думу, то через три дня просле этого министры, виновные в ваших бедах, будут висеть на фонарях». В ответ на это благодарный зал взорвался аплодисментами.

Эта история заслуживает комментария. Уровень образования людей, работающих в оборонном комплексе, выше среднего по стране. Это грамотные, достаточно политизированные люди, включенные в каналы СМИ. К 1994 году они наверняка представляли себе суть принципа разделения властей и природу политического механизма парламентской демократии. Ответ Явлинского соответствовал их знаниям об объективной политической реальности, но вступал в конфликт с несбыточными, иррациональными, но такими дорогими сердцу традиционалиста ожиданиями.

С точки зрения традиционного сознания настоящая, сакральная власть должна быть скора на решения, едина и эффективна. Ответ Явлинского возвращал слушателей в постылое для них пространство постсоветской реальности, где нужды и заботы ВПК перестали быть делом приоритетным, где государство сбросило с себя заботу о «государевых людях», работающих на производстве, и отпустило их в свободное плавание, где вопросы государственной важности решаются не в высоких кабинетах ЦК, а в ходе парламентских обсуждений.

Совершенно иное дело – ответ Жириновского. Невозможно представить себе, что в зале нашелся хотя бы один человек, который воспринял обещание лидера либерал-демократов всерьез. Никто и ни при каких обстоятельствах не позволит вешать министров на фонарях. Жириновский врал, но врал эффектно. Он апеллировал к мифологическому образу спорой на расправу, честной и неподкупной сакральной власти. Власти, при виде которой трепещут казнокрады и нерадивые бояре. Это была сказка, несбыточная мечта, но именно эта сказка заставляла сердце избирателя биться учащенно.

Человек, принадлежащий двум культурам одновременно, слабо интегрирован личносгно. Сознание его часто разорвано. В этой связи вспоминается ключевая для А. Ахиезера категория раскола [Ахиезер, 2002]. Принадлежащий двум культурам человек характеризуется повышенным уровнем тревожности. Однако для нас более значимо другое. Рационалист по самоописанию и традиционалист по сердечной склонности подвержен действию глубинных малоосознаваемых импульсов. В некоторых ситуациях, параметры которых сложно описать, в сознании такого человека происходит «переключение» с одной, декларируемой и осознаваемой, системы детерминант на другую, находящуюся в тени. В результате поведение такого человека оказывается непредсказуемым ни для него самого, ни для окружающих. Очевидно, что здесь мы сталкиваемся с серьезным источником рисков.

При этом показательно, что описанный нами тип личности зафиксирован в русской культуре и наделен высоким ценностным статусом. Знаменитый непредсказуемый русский характер, растиражированный поэтизирующей эту непредсказуемость литературой, превращает рископорождающее поведение в ценность. Фигура купца, раздающего в одно прекрасное утро состояние, нажитое годами упорного труда, и удаляющегося на богомолье, вызывает в читателе, воспитанном на русской литературе, гарантированное умиление. Такая метаморфоза трактуется как чудесное преображение и рассматривается исключительно в контексте личной судьбы и внутренней жизни сподобившегося благодати Божьего человека. Мысль о том, что ликвидация «дела» оборачивается ударом по деловым партнерам, потерей рабочих мест для служащих, рождает многочисленные проблемы, не возникает в рамках накатанного российского дискурса [2] Описанный нами персонаж не исчерпывается отечественной классикой. В фильме Андрона Кончаловского «Курочка Ряба» зрителю предъявлен образ новорусского предпринимателя, сколачивающего состояние в упорной борьбе с противостоящим ему окружением на протяжении всего фильма и сжигающего нажитое в заключительных кадрах. .