Сергей Никольский - Русское мировоззрение. Смыслы и ценности российской жизни в отечественной литературе и философии ХVIII – середины XIX столетия

Но во второй половине XVI столетия в России произошел поворот к деспотизму и, в частности, было установлено крепостное право. Касалось оно не только земледельцев. Так, если для крестьян был отменен Юрьев день, то купцы потеряли право своевольно менять место жительства, священники – слагать с себя сан, а их сыновья – избирать иное поприще, кроме церковного служения. Даже боярам, владевшим вотчинной землей, запрещалось уходить от князя. С образованием сословия дворян – служилых людей, наделявшихся землей с «сидящими на ней» крестьянами, государственная служба стала обязательной.

С течением времени россияне привыкли к крепостному положению, приспособились и даже начали извлекать из него выгоды. Жизнь за счет крепостных, посредством прямого, откровенно грубого или непрямого, стыдливо-умеренного паразитирования, когда, например, помещик постоянно пребывал в городе, перепоручив исполнение функций угнетения крестьян своему управляющему, была (вплоть до отмены крепостного права, а фактически – до начала XX столетия) одной из самых общих черт русской жизни, принципиальным образом отличавшей ее от жизни европейцев. Эта социальная несправедливость, ставшая национальной традицией, глубоко разделила Россию и Запад.

Для своего легитимного бытия традиция нуждалась в идеологическом обосновании. И постепенно эту функцию стало выполнять славянофильство. Так, например, посредством рассуждений о достоинствах «старины», патриархальных отношений помещиков и крепостных крестьян на самом деле освящалась скрытая «патриархальностью» эксплуатация одной части народа другой [119]. Именно эта изначально содержащаяся в славянофильстве неправда и делала его позиции в конечном счете уязвимыми и слабыми. Для более детального рассмотрения славянофильства обратимся к анализу его первоисточников.

Как известно, исходные базовые положения славянофильства были сформулированы Хомяковым. Прошлое Руси «чисто и прекрасно», а роль и влияние старины столь велики, что будущее страны «почти вполне» зависит от «понятия нашего о прошедшем» и его реконструкции. И хотя реконструкция, естественно, предполагает рациональное освоение, понимание, тем не менее рационально познать прошлое, за редким исключением, согласно Хомякову, нельзя. « Старую Русь надобно – угадать » [120]. Тезис о несостоятельности рационального знания и силе «поэтической способности угадывать истину» [121]– принципиальная позиция этого мировоззренческого течения. К этой идее славянофилы возвращаются постоянно. « Чем историк и летописец древнее и менее учен , – отмечает, например, в “Семирамиде” Хомяков, – тем его показания вернее и многозначительнее » [122]. Существеннее материальных свидетельств и сведений об устройстве политической жизни, продолжает он, предания и поверья народа . Но еще более важен «самый дух жизни», который невозможно познавать, но можно « чувствовать, угадывать… Его нельзя заключить в определения, нельзя доказать тому, кто не сочувствует » [123].

То есть самое важное, что предполагается реконструировать в будущем, тем не менее лежит вне сферы понимания. Более того, воспринять этот «дух жизни» может только тот, кто им уже обладает. Но в таком случае, согласимся, лишается смысла сама идея реконструкции, воссоздания в будущем утраченного прошлого: для одних оно вовсе не утрачено, так как они им обладают; а для других оно немыслимо, поскольку рациональный путь для обладания не пригоден и априори предполагается наличие того, к чему стремятся.

Потенциал великого прошлого России, продолжает Хомяков, столь велик, что «нам стыдно было бы не перегнать Запада. Англичане, французы, немцы не имеют ничего хорошего за собою. Чем дальше они оглядываются, тем хуже и безнравственнее представляется им общество. (Знаменательное с позиций христианской любви замечание как для “западников” в России, так и для народов Запада. – С.Н., В.Ф. ) Наша древность представляет нам пример и начала всего доброго в жизни частной, в судопроизводстве, в отношении людей между собою ; но все это было подавлено, уничтожено отсутствием государственного начала, раздорами внутренними, игом внешних врагов» [124].

Что же именно прекрасного, проистекающего из облагороженной христианством русской души, согласно Хомякову, содержало в себе наше прошлое? Это « уничтожение смертной казни, освобождение Греции и церкви греческой в недрах самой Турции, открытие законных путей к возвышению лиц по лестнице государственных чинов, под условием заслуг или просто просвещения, мирное направление политики, провозглашение закона Христа и правды как единственных законов, на которых должны основаться жизнь народов и их взаимные сношения» [125].

В социальной жизни, продолжает Хомяков, «русский дух утвердил навсегда мирскую общину , лучшую форму общежительности в тесных пределах; русский дух понял святость семьи и поставил ее как чистейшую незыблемую основу всего общественного здания; он выработал в народе все его нравственные силы, веру в святую истину, терпение несокрушимое и полное смирение . Таковы были его дела, плоды милости Божией, озарившей его полным светом православия. Теперь… самый ход истории… обличил во много ложь западного мира и когда наше сознание оценило… силу и красоту наших исконных начал, нам предлежит снова пересмотреть все те положения, все те выводы, сделанные западною наукою, которым мы верили так безусловно; нам предлежит подвергнуть все шаткое здание нашего просвещения бесстрастной критике наших собственных духовных начал и тем самым дать ему несокрушимую прочность» [126].

Почему и как исчезло наше прекрасное прошлое? Хомяков утверждает, что причиной тому было объединение страны под единым государственным началом, «когда Русь срослась в одно целое. <���…> Все обычаи старины, все права и вольности городов и сословий были принесены на жертву для составления плотного тела государства, когда люди, охраненные вещественною властью, стали жить не друг с другом, а, так сказать, друг подле друга, язва безнравственности общественной распространилась безмерно, и все худшие страсти человека развились на просторе: корыстолюбие в судьях… честолюбие в боярах… властолюбие в духовенстве» [127].

Конечно, объединение страны, превращение ее в мощную державу обеспечило защиту от внешних врагов. И теперь, пишет Хомяков, настал черед соединения древних форм русской жизни с новыми условиями жизни в составе единого государства. По этому пути «мы будем подвигаться вперед смело и безошибочно… воскрешая древние формы жизни русской, потому что они были основаны на святости уз семейных и на неиспорченности индивидуальности нашего племени. Тогда, в просвещенных и стройных размерах, в оригинальной красоте общества, соединяющего патриархальность быта областного с глубоким смыслом государства, представляющего нравственное и христианское лицо, воскреснет Древняя Русь» [128].