Коллектив авторов - Межкультурная коммуникация в условиях глобализации. 2-е издание. Учебное пособие

Однако, пресекая девиацию, традиционная культура не только нарушает свободу выбора ценностных ориентаций, вторгаясь, как об этом любят говорить поборники свобод меньшинств, в сферу принятия сугубо интимных решений. (То, каким образом будет строиться семья, рождаться и воспитываться дети – сфера не только глубоко интимная, но вместе с тем весьма и весьма общественно значимая). Строгое пресечение девиации блокирует ее расползание в общественном организме наподобие раковой опухоли и постепенное превращение в «новую норму» (как это уже почти произошло в современной Европе и Америке в отношении однополых браков; и, как гласит предание, имело место в древних Содоме и Гоморре).

Модернизация в отношении понятия «девиация», таким образом, не просто стремится уничтожить норму. Скорее, она стремится поменять норму и девиацию местами. Будущее подобных попыток можно спроецировать, опираясь на известные исторические прецеденты (например, история Римской империи). Это до некоторой степени объясняет, почему традиционалистские культуры активно противостоят культурам модернистским, объявляя их «безбожными» и «бесчеловечными» (как это делают, например, многие исламские государства в адрес США и их союзников). Вместе с тем «модернисты» не готовы принять ценности «традиционалистов», воспринимая их как насилие над свободой воли (жить по расписанию, навязанному извне).

Впрочем, абсолютизация традиционализма и модернизма в рамках исследования социокультурной динамики – всегда слабый ход. И дело не в предпочтении тех или иных ценностных систем, а в том, что и традиция, и модернизация – две стороны единого процесса в рамках единой социокультурной реальности. Они в некоторой степени «не имеют гражданства», и на определенном этапе истории обнаруживают себя в различных социальных и культурных локусах. Так, трудно увидеть модернистские тенденции в антикоррупционном законодательстве США, по которому каждый гражданин стимулируется к добровольному доносительству на соседа в случае любого подозрения по поводу недекларированных источников дохода. С точки зрения ценностных ориентаций это типичная норма традиционного общества, требующая тотального контроля экономического положения своих членов.

Вероятно, точнее было бы все-таки разграничивать в первую очередь локальные типы культур как наиболее очевидные и прозрачные (по крайней мере, для себя). И лишь затем, на их примере выделять общие идентификационные механизмы общечеловеческой культуры, культуры как таковой. Один из наиболее близких нам локальных культурных типов – евроцентризм.

Это интересно

Обращение к детальному изучению европоцентристской модели аксиологии и ее проявлений в современном информационном обществе необходимо прежде всего в силу весомости этого культурного типа на международной арене.

Вместе с тем евроцентризм подвергаются многоуровневым атакам как изнутри, так и со стороны культур, ориентированных по азимуту антиглобализма. Специфика информационного общества в антиглобалистских регионах требует учета реальных проблем, возникающих в ходе общения ориентированных на Запад акторов с контрагентами из «закрытых» обществ, что позволяет скорректировать перспективы возможной коммуникации на основании аксиологического подхода.

Как было показано, нормы традиционного общества, кодифицирующие базовые ценностные установки и регулирующие систему ценностных ориентаций (поощряя одни и блокируя другие), как правило, консервируют стабильность в ущерб инновациям. Однако не следует преувеличивать ценность консерватизма в этих условиях. Поддержание стабильности в общественной системе – задача динамическая, а не статическая. Соответственно, нормативно-ценностное регулирование предполагает инновационное применение норм и правил там, где того требуют обстоятельства.

С другой стороны, инновационный характер нормативных установок в ускоренно модернизирующихся обществах (в социальном, техническом, экономическом и политическом смыслах) при ближайшем рассмотрении может быть поставлен под сомнение. Так, одна из самых заметных на бытовом уровне нормативных инноваций западного модернизма, которая часто ставится в вину европейской модели культуры, – так называемая сексуальная революция. Действительно, процесс экономического, социального и политического освобождения женщины вызвал к жизни феминистскую, а по сути, маскулинную модель ее поведения и, как следствие, размывание норм нравственности, принятых в христианстве. Но если рассмотреть этот процесс без предубеждений, обнаружится, что такое «разрушение» по сути не есть инновация. Оно воспроизводит модели гендерного поведения, характерные в том числе и для многих традиционных обществ (институт гейш существовал в ограниченном виде во все времена; консервативный арабский мир достаточно свободно смотрит на однополую любовь, отношения с малолетними и т. д.).

Таким образом, традиционализм состоит отнюдь не в установке на моногамию. В аксиологическом ключе он может быть сведен ко власти нормы как общезначимой ценности – по отношению к свободе личности (пусть даже понятой примитивно, как свобода выбора). Как уже отмечалось, парадоксальным образом получается, что попытки распространить, например «нетрадиционную ориентацию» в качестве образца свободного поведения (в пределе – образца поведения вообще) – это скорее возвращение к традиционализму, чем последовательный модернизм. Соответственно, традиционализм и модернизм в Европе, как и в других регионах, представляют собой не столько самостоятельные ветви культурного развития, сколько частные механизмы, проявляющиеся в определенные периоды существования социальных структур. Нередко он обозначается как постмодернистский сдвиг нормативно-ценностной базы европейской культуры, т. е. возвращение к традиционным формам, наполненным нетрадиционным содержанием. Связанные с виртуализацией смыслового поля ценностные синкопы в сознании ее носителей (фрагментаризация ценностного поля – плюрализм; психологизация ценностей – гедонизм; центробежные тенденции политического процесса – «оранжевизация», восстание маргиналов и т. д.) – все это накладывает особый отпечаток на динамику транзитивов транс- и поликультурного взаимодействия.

Среди важнейших понятий, позволяющих проследить названную динамику, следует указать «дискурс», «концепт», «наррация» и т. д. Именно они определяют сегодня векторы оценки постмодернистского сдвига в европейской коммуникационной культуре. При этом, однако, влияние евроцентризма на ценностную составляющую межкультурной коммуникации остается одним из важнейших факторов мировой политики.