Константин Богданов - Врачи, пациенты, читатели. Патографические тексты русской культуры

Единство внешнего читательского контекста, объединяющего медицинские статьи и литературные произведения в «Вестнике Европы» (а это только один пример в ряду других периодических изданий начала XIX в.), выражается, однако, не только в сосуществовании под одной обложкой лирических стихотворений и описаний хирургических операций, но и в собственно нарративной контаминации «обычного» (в частности, литературного) и медицинского дискурса. Бытописатель М. И. Пыляев вспоминает о легендарном петербургском чудаке 1810-х гг., некоем отставном морском офицере Кр-ве, который прославился своими курьезными прошениями в различные инстанции. Одно из таких прошений – министру внутренних дел О. П. Козодавлеву – цитировалось современниками в качестве анекдота, каламбурно контаминировавшего язык анатома и лексику благонамеренного чиновника: «Если бы взяли на себя труд анатомировать и раскрыть порученную в ведомство ваше внутренность, сколько бы вы нашли в недрах ее испорченных сильною несправедливостью кишок, вы бы увидели, что мой тощий желудок страдает спазмами, сколько бы вы нашли поврежденных нервов в порученной вам внутренности, служащей для варения всеобщего благоденствия, но угнетение остановило в них кровь патриотического усердия. Я уверен, что ваше превосходительство пришлете мне спасительную микстуру» [Пыляев 1898: 83]. Другой – уже собственно литературной – иллюстрацией того же «смешения языков» могут служить сатирические тексты, получившие распространение в европейской литературе XVIII в. и появлявшиеся в русскоязычных изложениях и переводах, излагавшие «анатомию» мозга петиметра, сердца кокетки и т. д. (знаменитыми образцами этого жанра стали очерки Дж. Аддисона в журнале «The Spectator»: [Рак 1998: 15–16]). Таков, к примеру, дважды опубликованный в «Вестнике Европы» рассказ итальянского поэта и ученого Лоренцо Пиньотти [193]; увиденное автором во сне хирургическое расчленение сердца и головы кокетки достаточно проясняет ее поведение: «Фибры сердца сплетены и спутаны, а вес сердца очень незначительный, внутри пусто».

Предшествующая Просвещению традиция европейской медицины, восходящая к Гиппократу и Галену, в целом акцентирует постоянное и структурное (строение скелета, систему костей, внутренних органов, кровеносных сосудов). Здоровье и болезни человеческого организма объясняются комбинаторикой факторов, зависящих от взаимодействия постоянных природных элементов и составляющих их свойств. Такие элементы, или «стихии» – воздух, огонь, земля, вода, – и составляющие их свойства (влажность, тепло, холод и сухость: так, вода – это композиция влажности и холода, огонь – сухости и теплоты и т. д.) взаимодействуют между собою и определяют как само функционирование, так и характер любых природных процессов. В человеческом организме четырем элементам и их свойствам соответствуют четыре показателя – четыре жидкости (гуморы): кровь, желтая желчь, черная желчь и флегма. Состояние организма результирует баланс исходных элементов, причем для разных людей такой баланс является разным и зависящим от доминантной роли одного из гуморов: различаются люди с преобладанием гумора крови (сангвиники), желтой желчи (холерики), черной желчи (меланхолики) и флегмы (флегматики) [194].

К концу XVIII в. рецепция гуморальной теории в России имела долгую предысторию. Античное учение о четырех стихиях как первоосновах физического мира было общим местом экзегетических комментариев (в частности, Иоанна Дамаскина) [Мильков 1997: 57–66]. К XV в. относятся первые из известных русскоязычных переводов из Гиппократа и Галена. Один из них – апокриф «Галеново на Гиппократа» – попал в состав монастырских сборников для келейного чтения и был воспроизведен митрополитом Макарием в своде «Великих Миней Четьих». Списки с этого памятника встречаются в рукописях XV–XVII вв. [Тихонравов 1863: 405–407; Змеев 1895: 242–245; Памятники литературы Древней Руси 1982: 192–215; Древнерусские апокрифы 1999]. Инициированная Петром институализация медицинской профессии придает гиппократовскому учению риторический контекст передовой западноевропейской науки. Во второй половине XVIII в. учение о зависимости темпераментов и характера от сочетания телесных жидкостей и сложения человеческого тела пропагандировалось С. Зыбелиным. В отдельно изданном «Слове о сложении тела человеческого» (М., 1777) и «Опыте к познанию сложения человеческого тела» (СПб., 1782; первоначально «Опыт» был анонимно опубликован в «Месяцеслове» за 1777 г.) различие темпераментов объясняется кровообращением – упругостью кровеносных сосудов, скоростью движения крови и т. д. Особенности кровообращения выражаются в особенностях темперамента, темперамент влияет на особенности характера. Схожее объяснение предлагает читателям автор безымянного «Философического рассуждения о душе», опубликованного в 1782 г. в масонском журнале «Вечерняя заря»:

У некоторых сложение (в данном случае кровообращение. – К. Б. ) так порядочно расположено, что оное ни очень жарко, ни холодно, но посредственно: такие бывают искренни, верны, приятны, дружелюбны, чувствительны, щедры, мягкосерды, благотворительны, говорливы, веселы, беспечны, неустрашимы, забывчивы, роскошны и при всем том превосходного разума; они ростом высоки и толсты и потому нежны и горячи в чувствованиях; но как они имеют много крови, потому маленькие жилочки делают на лице их приятный румянец. Их кровь довольно умеренно и медленно обращается, почему и есть ни густая и не жидкая, и как они многокровны, то и называют их Сангвиниками. <���…> У других сложение гораздо скорее, жарче и горячее, и такие люди весьма живы, проворны, нетерпеливы, непостоянны, чувствительны, подозрительны, сердиты, самолюбивы, смелы, дерзки, болтливы, немилосерды, торопливы, лукавы, способны и остроумны, в решении дел не спешат, но делают их с размышлением; они имеют сухощавое тело с великими жилами; на лице у них краска темная и имеют также весьма красную жидкую и скорую кровь. Почему и самая безделка может их рассердить; они имеют твердое и потому нечувствительное тело; а поелику в них много желчи, то и называются они Холериками. <���…> У третьих сложение холоднее и медленнее, почему они задумчивы, глубокомысленны, постоянны, медлительны в своих намерениях, боязливы, подозрительны, толкуют все в худую сторону, скупы, в несчастьях чрезвычайно печальны, в счастии же и при успехах в своих намерениях веселы, самое маловажное дело заставляет их много думать; пронырливы, сердиты, скрывают то, что знают, мстительны, непримиримы, тихи, прилежны; трудолюбивы, разумны, молчаливы и никому не открывают своих намерений, тело у них сухощавое с великими жилами, на лице бледны, чувствительны, кровь имеют густую и черную и называются Меланхоликами . <���…> У четвертых, наконец, сложение холодновато, ленивого и медленного свойства; они из всех слабейшие разумом и рассуждением; нрав у них свиной, ленивы, непорядочны, скучливы, медлительны, сонные, нежны, хилы и, как бы женщины, расслаблены, роскошны, непостоянны, боязливы, лице имеют несколько бледное и смуглое, жилы на теле у них малые, мягкосерды; кровь имеют густую, мокротную и водяную и потому называются Флегматиками [195].