Геогрий Чернявский - Через века и страны. Б.И. Николаевский. Судьба меньшевика, историка, советолога, главного свидетеля эпохальных изменений в жизни России первой половины XX века

Для разъяснения Европе истинной официальной позиции меньшевистского руководства апрельское совещание решило направить за границу именно Мартова, который выехал за рубеж как меньшевистский делегат на съезд Независимой социал-демократической партии Германии.

На 20 августа 1920 г. была назначена партийная конференция, но массовые аресты делегатов на местах, а затем и аресты в Москве привели к ее срыву. Николаевский писал через много лет:

«Аресты ставили своей задачей не допустить устройства общепартийной конференции: членов ЦК и деятелей московской организации специально аресту не подвергали, но устраивали засаду в помещении ЦК и задерживали всех, кто в этом помещении показывался – в первую очередь приезжих из провинции. Конференция, к которой социал-демократическая партия с таким напряжением готовилась, была сорвана» [212].

Лозунги, выдвигаемые в это время меньшевиками, усиленно пропагандируемые Николаевским и его коллегами в малотиражных, недолго выходивших газетах, скорее похожих на листовки, состояли в требовании соблюдения советской конституции, в создании «свободных Советов», в возвращении к свободе торговли продуктами питания. Эти требования были близки и понятны основной массе городского населения. Во многом они совпадали с лозунгами другой социалистической оппозиционной партии – эсеров. Через много лет Николаевский рассказал об этом в статьях-воспоминаниях, опубликованных за рубежом [213]. Обе партии выступили в 1918 г. инициаторами собраний уполномоченных от фабрик и заводов, очень недолго являвшихся очагом сопротивления диктатуре большевиков в столичных городах. Даже Мартов в тот период говорил Николаевскому, что эсеровская «программа в основе и наша программа». Это осторожное партнерство двух оппозиционных социалистических партий продолжалось, с некоторыми оговорками, и дальше. В марте 1920 г. на квартире Николаевского состоялось совместное нелегальное заседание делегаций меньшевиков и эсеров. Первых представлял Мартов. Вторых – В.М. Чернов. Были определены основные пункты, по которым допускалась возможность совместной деятельности. Лидеры обеих партий продолжали относиться друг к другу с подозрением. Указывая на солидарность с преследуемыми эсерами, меньшевики всегда делали оговорку о различиях в программах и тактике. Точно так же поступали эсеры. Очевидно, степень близости двух партий Николаевский в своих позднейших оценках преувеличивал.

В 1920 г. Николаевского кооптировали в ЦК РСДРП. Официальное избрание в этот высший партийный орган было невозможным, так как большевики не допускали созыва съезда РСДРП, имеющего право, по уставу, выбирать членов ЦК. Видимо, Николаевский был введен в ЦК на апрельском партийном совещании меньшевиков 1920 г. Во всяком случае, он был не только делегатом апрельского совещания, но и являлся его секретарем [214].

В сохранившихся протоколах заседаний ЦК РСДРП от 6, 9, 13, 20, 29 октября и 22 ноября 1920 г. в качестве участвовавших полноправных членов ЦК неизменно указывается имя Б.И. Николаевского [215]. Именно на апрельском совещании меньшевистское руководство совершило существенный поворот влево, в сторону сближения с большевиками, хотя и не переставало резко их критиковать за антидемократические действия. Вместе с другими левыми (сторонниками Мартова) и левоцентристами (сторонниками Дана) Николаевский не полностью осознал, что в России с первых дней Октябрьского переворота началось становление тоталитарной системы, не совместимой с основами того демократического социализма, который проповедовали меньшевики. В стране, по выражению И.Г. Церетели, хозяйничала «контрреволюция, пришедшая через левые ворота» [216]. Но Николаевский этого еще не видел.

Ненависть большевиков к другим партиям социалистического толка (так называемые «буржуазные» партии были поставлены вне закона еще в конце 1917 г.) особенно усилилось в начале 1921 г., когда по всей стране начались крестьянские восстания, из которых по историческому недоразумению Тамбовское считается самым крупным. Одновременно на столичных предприятиях и в других районах России, особенно в Донбассе и на Урале, прошли мощные волнения рабочих. На фоне войны с крестьянством, волнений и забастовок в городах Кронштадтское восстание моряков в марте 1921 г. было симптомом приближающегося конца большевистской власти.

Большевики ответили на эти события двояко, пойдя на экономические послабления, приведшие в конце концов к новой экономической политике, с одной стороны, и усиливая политический террор – с другой. В апреле 1921 г. Ленин в брошюре «О продовольственном налоге» недвусмысленно заявил, что у российских небольшевистских социалистов – меньшевиков и эсеров – есть альтернатива: сидеть в тюрьме или же отправиться «в Берлин, к Мартову… Мы будем держать меньшевиков и эсеров… как открытых, так и перекрасившихся в «беспартийных», в тюрьме», – заключал Ленин. Такого рода заявления, являвшиеся директивами для центральных и местных партийных и карательных органов, Ленин в это время делал неоднократно. Еще в марте 1921 г. на X партсъезде он объявил, что «мелкобуржуазная контрреволюция», то есть меньшевики и эсеры, более опасна, чем Деникин. Через год он высказался еще более определенно: «За публичное доказательство меньшевизма наши революционные суды должны расстреливать, а иначе это не наши суды, а бог знает что» [217].

Мартов, выехавший в 1920 г. на съезд Независимой социал-демократической партии Германии, в Россию действительно уже не вернулся, став с осени 1920 г. представителем своей партии за границей. Вскоре к нему присоединились еще два видных меньшевика, выпущенные из России: Рафаил Абрамович Абрамович и Давид Юльевич Далин. Но на тех, кто остался в России, обрушились аресты. Был арестован почти весь состав ЦК РСДРП, в том числе и Николаевский, оказавшийся за решеткой уже 21 февраля 1921 г., даже до начала Кронштадтского восстания. Кабинет руководителя архива сменился на камеру Бутырской тюрьмы.

Впрочем, Николаевский был смещен с поста руководителя архива примерно за полтора месяца до ареста, о чем доложил на заседании Бюро ЦК РСДРП 9 января. Этот факт, наряду с некоторым другими, был оценен партруководством как новая тактика «коммунистов по отношению к м[еньшеви]кам и беспартийным, занимающим ответственные места» [218]. В том же месяце из Москвы в Петроград был выслан Дан (20 января меньшевики приняли по этому поводу протестующее заявление). Николаевскому поручалось передать это заявление во ВЦИК Советов [219].

7 и 21 февраля, перед самым арестом, Николаевский еще участвовал в заседаниях ЦК. На последнем заседании он выступил с сообщением об уже произведенных арестах и о засаде, устроенной в помещении ЦК чекистами. Ему было поручено «представить к ближайшему заседанию ЦК материал о Грузии и подготовить соответствующую резолюцию» [220]. Речь шла об агрессии Советской России против демократической республики Грузия, последовавшей после спровоцированного большевистской агентурой восстания в нескольких селах с русским населением. 12 февраля 1921 г. началось советское военное вторжение на грузинскую территорию. 25 февраля в Тбилиси вошли части российской 11-й Красной армии. 17–18 марта на состоявшихся в Кутаиси переговорах было подписано соглашение о прекращении военных действий. Вслед за этим в Грузии была провозглашена советская власть. На этом «внешнеполитическом» фоне меньшевики надеялись удержать статус полулегальной оппозиционной партии в России.