Георгий Зуев - От Вознесенского проспекта до реки Пряжи. Краеведческие расследования по петербургским адресам

В витрине магазина колониальных товаров возвышалась огромная сахарная голова в фирменной синей обертке. Рядом с ней располагалась фигура китайца с традиционной длинной косой и грудой разноцветных пакетов заморского "лучшего" чая.

В разбросанных по Офицерской улице пивных и портерных створки входных дверей, расписанные наполовину зеленой краской, сверху обязательно окрашивались в желтый цвет. Над входом в питейное заведение обычно вывешивалось изображение пунцового рака с черными выпученными глазами. При этом усатое страшилище своими цепкими клешнями крепко удерживало стандартную, для того времени, вывеску: "Пиво, мед и портер разных заводов – распивочно и на вынос".

Оптик-механик украшал свое торговое заведение огромными золочеными пенсне, а хозяин соседней табачной лавчонки – фигурой коварно улыбающегося турка в красной феске, блаженно курящего из кальяна "лучшие сорта заморского табаку".

Реклама эпохи головокружительных успехов молодого русского капитализма была мягкой и дружелюбной, ничего не навязывая потребителю, демонстрировала ему его возможности.

Глава старинной фармацевтической фирмы "Пель и сыновья" обращался к потенциальным пациентам с такой рекламой: "Господа ревматики! Уродонал Шатлена – ваше спасение!". Рекламные формулировки были в те времена проще и человечнее. На некоторых кондитерских заведениях Офицерской улицы можно было увидеть рекламу со стихами поэта, скрывавшего свое имя под псевдонимом "Дядя Михей". Он рекламировал все, что можно было съесть, хотя бы пастилу:

А вот рекламный плакат, призывающий покупать знаменитое многоцветное мыло фабрики A. M. Жукова. На нем красовались пять дам, чьи наряды последовательно отражали капризы русской моды за два столетия. Плакат украшала надпись: "Пять поколений опытных хозяек стирают мылом A. M. Жукова".

Невозможно себе представить дворы домов Офицерской улицы без звонкого, бодрого крика уличных торговцев, сменяющих друг друга с раннего утра до позднего вечера. По выкрикам этих энергичных «бизнесменов», заходящих со своим товаром во дворы, жители, не выходя из комнаты, могли определить какое время года и какой наступил православный праздник: Мясоед, Масленица, или сам Великий пост.

– Стюдень говяжий! – влетает в открытую форточку веселый голос… Это значит "Мясоед" на дворе – весенний или рождественский, или же на дворе сама "сплошная неделя" (перед Масленицей), когда даже самым постным людям разрешается "сплошь" все мясное, и в среду, и в пятницу.

Но вот в комнату врывается громогласный призыв, вкусно восклицающий на весь колодезный двор: "Кто белорыбицу с балыком провесным, кто бел-грибы-сушены!" Это значит – на дворе Великий пост.

Весна легко узнается по предлагаемому ассортименту выкрикиваемых торговцем веселым, радостным криком с улицы: "Щавель зеленый! Шпинат молодой!"

На улице становится все теплее и теплее, наступает лето и в открытые окна комнат влетают уже новые крики торговцев, предлагающих: "Горошек зеленый! Огурцы, огурцы зеленые! Картофель рассыпчатый молодой!"

За яблоками, арбузами наступает пора новых криков во дворах домов: "Орехи, клюква! Орехи, клюква!" – знать, пришла пора золотой осени.

Так круглый год сменяются эти задорные, веселые голоса. Их ждут, к ним давно привыкли.

Действительно, как обойтись без услуг умельцев, специально пришедших во двор вашего дома, чтобы помочь, что-либо исправить или наладить: "А во-от точить ножи-ножницы, бритвы править!" или "Лу-удить, пая-ять!"

Сюда, на Офицерскую улицу, часто заходили татары-старьевщики в черных бархатных тюбетейках, откликающиеся на зов "Эй князь!" и сердито сплевывающие, когда их дразнили, потряхивая скомканным в виде свиного уха углом одежды. Их заунывный голос требует: "Костей-тряпок, бутылок-банок!"».

Начиная с 1870-х годов положение улицы резко изменилось. Газеты Петербурга писали: «…той Офицерской теперь нет и в помине. Сохранились лишь отдельные каменные здания той поры, да и то порядком видоизмененные». Наступил период, когда в Коломне нарастающими темпами шло строительство новых доходных многоэтажных домов с квартирами, сдаваемыми внаем.

В конце первой половины 1880-х годов в Петербурге вошел в моду итальянский ренессанс XV–XVI веков, так как мотивы этого стиля отличались сравнительной простотой архитектурно-декоративных элементов, их разнообразием и большой композиционной гибкостью. Это объясняется тем, что в эпоху Возрождения художественная обработка фасада обрела относительную самостоятельность. Она не была так непосредственно связана с конструкцией здания, как это требовалось в предшествующие периоды. Неоренессанс, созданный итальянскими архитекторами, предусматривал значительное количество разнообразных вариаций стиля, привлекал строителей многочисленными новыми приемами компоновки и орнаментально-декоративными мотивами. В петербургском неоренессансе существовало несколько разновидностей: использование ордера или отказ от него и применение в отделке фасадов только одной рустовки и нарядных ренессансных наличников.

Характерным примером ордерной разновидности неоренессанса середины 80-х годов XIX века является ныне существующий жилой дом полковника Брюна на Офицерской улице (ул. Декабристов, 49), возведенный в 1840–1841 годах по проекту архитектора Е. Ф. Паскаля.

В основу композиции фасада этого жилого здания автором положен прием поэтажной обработки ордером в предельно упрощенном варианте. В данном случае столичный архитектор, стремясь, очевидно, в соответствии с пожеланиями заказчика – полковника Брюна, сделать отделку дома на Офицерской улице простой и недорогой, вместо обычных для итальянского ренессанса колонн или пилястр обработал фасад доходного дома лопатками – плоскими вертикальными выступами. Благодаря подобному решению дом на Офицерской улице в рамках единой композиционной системы приобрел оригинальный художественный вид, эмоциональный и идейно-смысловой оттенок, отражающий его функциональное назначение – рядового доходного здания.

С точки зрения архитектуры, вторая половина XIX века – это эпоха эклектики, особого стиля, пришедшего на смену классицизма. Эклектика была удобна для быстрого массового тиражирования доходных домов и вместе с тем создавала определенную видимость разнообразия во внешнем оформлении фасадов. Другие люди по-иному стали строить дома на Офицерской улице. У них были чисто утилитарные цели, свое практическое отношение к объекту выгодного вложения денег. Это был своеобразный подход к архитектурному стилю – подход с точки зрения его «доходности». Об этом в начале 1870-х годов с определенным сарказмом и сожелением высказался в своем «Дневнике писателя» Ф. М. Достоевский: «…право, не знаешь, как и определить теперешнюю нашу архитектуру. Тут какая-то безалаберщина, совершенно, впрочем, соответствующая безалаберности настоящей минуты. Это множество чрезвычайно высоких (первое дело высоких) домов под жильцов, чрезвычайно, говорят, тонкостенных и скупо выстроенных, с изумительною архитектурою фасадов: тут и Растрелли, тут и позднейшее рококо, дожевские балконы и окна, непременно оль-де-бефы [фр. «бычий глаз» – круглое или овальное окно] и непременно пять этажей, и все это в одном и том же фасаде. "Дожевское окно ты мне, братец, поставь непременно, потому чем я хуже какого-нибудь ихнего голоштанного дожа; ну а пять-то этажей ты мне все-таки выведи жильцов пускать; окно окном, а этажи чтобы этажами; не могу же я из-за игрушек всего нашего капиталу решиться"».