Нина Молева - Московские тайны: дворцы, усадьбы, судьбы

Труд архитектора был заметен для каждого, хотя нисколько не меньшую роль играли для Москвы растворявшиеся среди ее коренных жителей заморские торговые гости. Именно они создают из своих домов самую древнюю (вне Кремля) улицу – Варварку.

При Иване Грозном исключительные торговые привилегии и двор для жизни в Москве, а также для хранения товаров получают английские купцы. Грозный же выписывает из Англии врачей. В 1581 году в Кремле открывается первая аптека, организованная английскими специалистами, которые доставляют в Московское государство первую партию заморских лекарств, в том числе камфору, опий, александрийский лист. Они участвуют в работе только что созданного Аптекарского приказа.

Доступ в Московское государство для иноземцев в XVII веке был одновременно простым и очень сложным. Для того чтобы пересечь русскую границу, следовало обратиться с соответствующим прошением в Посольский приказ и представить определенные свидетельства о своей профессии или наличном капитале. Такими документами являлись дипломы лишь некоторых, признаваемых именно в России, западноевропейских университетов, а для купцов поручительства двух русских торговцев, которые собственным имуществом гарантировали порядочность рекомендуемого лица.

На протяжении нескольких месяцев – обычно двух-трех – Посольский приказ рассматривал челобитную и выяснял, испытывает ли государство потребность именно в таком специалисте. В Московском государстве особенно ценились инженеры всех профилей, фортификаторы, строители, врачи, конечно, состоятельные купцы и музыканты-инструменталисты. В документах Посольского приказа, начавшего свою деятельность сразу после избрания на престол Михаила Романова, под первым номером числится дело о разрешении приехать в Москву трубачу Герману Рулю. Насколько успешным было подобное регулирование приезда в Московское государство специалистов, можно судить по нескольким примерам. Первая городская перепись 1620 года фиксирует единственного в Москве лекаря – иноземца Олферия Олферьева, которого можно назвать городским и общедоступным врачом. Но спустя каких-нибудь 18 лет (перепись 1638 года) лекари появляются на многих улицах Москвы, и все с собственными дворами, иначе говоря, обосновавшиеся на долгое житье. К 1660 году они уже рассеяны по всему городу, в том числе и доктора – звание, которым отмечалась высшая ступень медицинских знаний, причем половину лекарей составляли русские специалисты.

И это свидетельствует о прямой связи с процессами, происходившими во всей Европе, будь то Франция, Голландия или Англия. Именно в эти десятилетия анатомия и физиология становятся предметом всеобщего увлечения. Имена врачей начинают соперничать по своей популярности с именами государственных деятелей, а собрания анатомических препаратов составляют основу первых публичных музеев.

В Москве стремительно растет число ученых медиков и уменьшается число знахарей и травщиков. Ширится Аптекарская палата, где лекарства составлялись под «досмотром» врачей. Целый аптечный городок можно и сегодня увидеть на углу Воздвиженки и Ваганьковского переулка, за дворцовым зданием Музея истории и теории архитектуры.

По стремительному росту численности с врачами могли соперничать мастера печатного книжного дела. За те же 18 лет, прошедшие после первой переписи, их число увеличивается без малого в 7 раз. И косвенное свидетельство уважения к специальности – земли под дворы отводятся им не где-нибудь, а рядом с московской знатью и именитыми иностранцами, в устье Яузы.

Москва привлекала иноземцев не только исключительно высокими заработками. В условиях существовавших в Западной Европе религиозных гонений русскую столицу отличала веротерпимость. В Московском государстве принимали представителей всех конфессий. Никто не вмешивался в дела их веры при одном, но жестко соблюдаемом условии: никто не имел права строить иных храмов, кроме православных, – приходилось обходиться молельными домами, – и проповедовать свою религию. Попытка проповеди иной веры могла повлечь за собой самое суровое наказание вплоть до сожжения в деревянном срубе.

Зато принятие иноверцами православия всячески поощрялось государством. Его отмечали большими денежными «дачами», для специалистов – предоставлением в Москве двора, земли и во всех случаях – существенным продвижением по службе. Хорошие специалисты могли рассчитывать на то, что будут занесены в дворянские списки.

Тем более поощрялись браки с москвичками, что, по мнению Посольского приказа, гарантировало закрепление иноземца в Московском государстве. Существовало убеждение, что женщины со своей родиной не расстаются никогда.

К середине XVII века население Москвы достигает 200 тысяч человек (учитывались только мужчины), из которых 28 тысяч составляют иностранцы. Ставшее хрестоматийным представление об их изоляции в Немецкой слободе не соответствует действительности. Никто не препятствовал иноземцам селиться в любом районе города, не считая семи собственно иноземных слобод, которые располагались между Тверской-Ямской и Малой Дмитровкой, у Яузских ворот, у Калужских ворот, у Воронцова поля, на месте нынешних четырех Мещанских улиц (район проспекта Мира). Общеизвестная же Немецкая слобода на Кокуе полностью выгорела в 1611 году и стала восстанавливаться лишь во второй половине столетия. Причем земли в ней раздавались военнослужащим в зависимости от чина. Когда священники приходских церквей в районе Маросейки начали жаловаться властям на полное запустение своих храмов, поскольку округу плотно заселили иноземцы, в результате чего приходы лишились прихожан, ответа не последовало.

Железного занавеса между Московским государством и Западной Европой не существовало никогда, как не существовало его между Москвой и европейскими столицами. И в этом отношении очень показателен указ царя Алексея Михайловича, предписывавший воеводам на местах помогать каждому, кто «похочет ехать» в чужие страны для торговли или учения, потому что от таких поездок может быть государству Российскому «только честь и прибыток».

Если иноземец получал разрешение поселиться в Московском государстве, его пребывание здесь не ограничивалось никакими сроками. С него не требовали принимать подданство, но находиться «на государевой службе» или заниматься торговым делом, дабы «без толку хлеба не есть и людей безделием не прельщать».

С хорошими мастерами расставались неохотно и применяли все средства, вплоть до прямой силы, чтобы удержать. Но, как правило, по истечении соответствующего контракта иноземец беспрепятственно уезжал со всем нажитым скарбом и получив «честный расчет». Особенно живым было передвижение музыкантов, которые привозили из-за рубежа новинки в смысле впервые появляющихся инструментов, вроде гобоя, валторны, флейты-траверз, разнородных литавр и музыкальных сочинении, это была своеобразная, но очень развитая система гастролей. Потребность в современной музыке испытывал не только царский двор, но и москвичи-горожане. Достаточно сказать, что каждый сотый статистический москвич был «городовым музыкантом», т. е. жил за счет заработков от городского населения.