Леонид Медведко - Восток – дело близкое. Иерусалим – святое

Финал войны для советских пленных был особенно печальным. Те, кого освободили западные союзники, были интернированы. Одних морем отправили в Басру, других – на грузовиках в Иран. Там их уже ожидало возмездие родины. Затаившиеся же в пустыне беглецы вместе с исламом приняли арабские имена и растворились среди бедуинов так, что об их судьбе до сих пор мало что известно. Сразу после победы Москва пыталась отыскать своих сограждан по «горячим следам». Представители СССР в период работы Обследовательской комиссии ООН на территории Ливии очень хотели сделать это. Тогдашний представитель Советского Союза в ООН А.А. Громыко на одном из начальных этапов обсуждения роли великих держав в организации управления ливийскими территориями предложил, чтобы СССР, наравне с Великобританией, США и Францией, принял участие в опеке над Триполитанией. Со стороны советского руководства это был скорее тактический ход. Вскоре оно, однако, отказалось от своей инициативы, не получив поддержки.

Печальная участь «русских рабов» Роммеля так и осталась бы тайной, если бы о ней не заговорили те, кто выжил, пройдя штрафные батальоны и сибирскую каторгу, чтобы рассказать правду о себе и своих мертвых товарищах.

В ходе войны ливийцы оказывали Англии и Франции существенную помощь: одни сражались на фронте в рядах вооруженных сил, другие в составе «коммандос» действовали в тылу противника. Всячески помогало союзникам и местное население, за что тысячи ливийцев были замучены и расстреляны нацистами, а их жилища разрушены.

Но Запад сразу после войны «забыл» свои обещания предоставить независимости народу Ливии за его вклад в общую победу. Английские войска остались в Киренаике и Триполитании, французские – оккупировали Феззан еще несколько лет. К ним на помощь подоспели и американские «коммандос». Их базы на ливийской земле для защиты «жизненно важных интересов» США оставались до конца 1960-х годов, то есть до свержения монархии.

Авторы книги «Африка и Вторая мировая война» приходят к справедливому заключению: при всей важности операций западных союзников под Эль-Аламейном и в Тунисе они несопоставимы с битвами под Москвой и Сталинградом. Напомним авторитетное мнение маршала Г.К. Жукова, высказанное им в беседе с английским фельдмаршалом Б. Монтгомери, в представлении которого эти операции были равнозначны. Еще бы: ведь именно он командовал 8-й армией и одержал победу под Эль-Аламейном. «Ни в коей мере не желая преуменьшать заслуги английских войск, – вспоминал Жуков, – я все же вынужден был тогда разъяснить ему, что операция в районе Эль-Аламейна была операцией армейского масштаба. В Сталинграде же действовала группа фронтов, осуществлявшая операцию крупного стратегического значения, вследствие которого крупнейшая группировка немецких войск и войск их союзников была разгромлена в районе Волги и Дона, а затем и Северного Кавказа».

Битвы на Волге и в Северной Африке, несомненно, были по масштабам России и мусульманского мира крупнейшими, так как в них участвовали огромные людские массы. Но результаты первого сражения обозначили поворотный момент в ходе всей войны, исход же второго окончательно подорвал силы Италии, союзника Германии, лишив ее возможности к сопротивлению.

Некоторые западные военные историки нередко ставят результаты африканских сражений выше Сталинградской битвы. И на первый взгляд выдвигаются вроде бы веские аргументы. Во-первых, победа в Тунисе была полной и окончательной – африканский континент был очищен от войск держав Оси. Победа же под Сталинградом расценивается лишь как одна из побед, ибо борьба на Восточном фронте продолжалась еще более двух лет. Во-вторых, союзники по антигитлеровской коалиции нанесли странам Оси в Магрибе урон, возможно, больший, чем в Сталинградском сражении, причем достигли этого менее дорогой ценой, нежели русские. Однако масштабы сражений были разными: на Волге в боях с обеих сторон непосредственно участвовали полтора миллиона, в Тунисе – меньше трехсот тридцати тысяч человек.

Война в Магрибе, бесспорно, сыграла большую роль в глобальном конфликте. Впервые после войны 1914–1918 годов именно здесь была восстановлена действенная военно-политическая коалиция в составе Англии, США и Франции. Она, несомненно, оказала воздействие на ход Второй мировой войны и на судьбы послевоенного мира.

Поражение в Магрибе не прошло бесследно и для Италии, и для Германии. Это было третье крупное поражение третьего рейха после разгрома под Москвой и Сталинградом, а также преддверием битвы за Кавказ и освобождения Крыма.

История и хронология палестинской проблемы и ближневосточного конфликта в целом тоже связаны с распадом Османской империи. На проходившей в Москве, в Институте Африки РАН, конференции мой французский коллега, теперешний главный редактор «Монд дипломатию» Алэн Греш почти убедил меня в исторически обоснованном им определении арабо-израильского конфликта как «столетней войны» XX века. Вручая мне книгу с автографом (написанную в соавторстве c Доминик Видаль) шутливо или всерьез напомнил, чтобы я не забыл отметить именно столетний юбилей этого конфликта. А он совпадал со столетием сионизма, вернее, первого сионистского конгресса в Базеле в 1896 году. Тогда я воспринял это как ответную шутку: я причислил себя к ровесникам арабо-израильского конфликта, раз мое посвящение в востоковеды совпало с принятием в Генеральной Ассамблее ООН ноябрьской резолюции 1947 года о разделе до сих пор не поделенной Палестины.

В дискуссию по поводу хронологии и «анатомии» палестинской проблемы внес свою лепту и авторитетнейший российский «палестиновед», мой давний друг Евгений Дмитриевич Пырлин. Незадолго до своей смерти он преподнес мне свой последний труд «100 лет противоборства: генезис, эволюция, современное состояние и перспективы решения палестинской проблемы». Как бы извиняясь за столь длинное название, он, незадолго до 11 сентября 2001 года – «заокеанского эха» палестинской проблемы, грустно заметил, что она, наверняка, переживет шестидесятилетие не только начала, но и окончания Великой Отечественной войны. Сам Женя Пырлин не дожил до этого юбилея. Но мне, своему ровеснику, шутливо пожелал, чтобы мой век жизни был не короче века палестинской проблемы. Как историк и юрист-международник, он лично считал ее ровесницей рождения самой Организации Объединенных Наций. Новая сионистская организация Америки (НСОА) добивалась включения палестинского вопроса в повестку дня уже на первой учредительной конференции ООН в Сан-Франциско, открывшейся 25 апреля 1945 года, за две недели до окончания Второй мировой войны. У британского историка Ч. Мессенджера – автора «Энциклопедии войн ХХ века» – были все основания начать исчисление войны на Ближнем Востоке с 1945 года.