Лев Колодный - Тверской бульвар

Командовал одной из батарей «Мостяжарта» солдат Никита Туляков, ставший большевиков в мае 1917 года. Его сфотографировал во дворе музея Революции с внуками, оседлавшими пушку, мой друг Николай Рахманов. А я записал рассказ бывшего члена ленинского ВЦИКа и узника сталинского ГУЛАГа:

«Из этой пушки утром часов так в 10–11 мы дали три первых выстрела по Кремлю…Юнкера обстреливали позиции рабочих из пулеметов, установленных на Беклемишевской башне. Тогда я не знал названия башни. Она, как и весь Кремль, отлично просматривалась с нашей позиции. Я дал команду: “По угловой башне у Москворецкого моста – огонь!” Пулемет юнкеров замолк. Свой огонь мы затем перенесли на площадь перед Малым Николаевским дворцом, где засел командующий Московским военным округом полковник Рябцев. Против нас в Кремле на площади выкатили пушку. Но ее мы подстрелили. Появился грузовик – и его уничтожили. Так и вели огонь, не давая никому подойти к штабу. Когда наши взяли Кремль, я на лошади поскакал, чтобы посмотреть работу батареи. Много снарядов попало в Чудов монастырь и перед дворцом, где был штаб».

Другая батарея у памятника Пушкину на Тверском бульваре била по домам, где укрепились офицеры и юнкера.

Михаил Владимирский, сын священника, земский врач, большевик, вспоминал: «…Огненная стихия, не сдерживаемая пожарными командами, которые не могли тушить пожар, яростно бушевала, уничтожая все на своем пути. Звонко лопались зеркальные стекла в окнах, таяла и лилась как масло цинковая крыша, разноцветными огнями вспыхивали горевшие электрические провода, рушились расплавившиеся водопроводные трубы, выпуская воду фонтаном. В таком аду отвоевывая пядь за пядью, продвигались вперед революционные отряды».

Здания бульвара стали крепостями. Дом князя Гагарина, стоявший там, где памятник Тимирязеву, защищали юнкера и дружина эсеров, социалистов-революционеров. Один из них, некто Яковлев, оставил со своей стороны такую картину: «По всему бульвару горели фонари, зажженные с того вечера, когда не было боев, и, забытые, горели уже третьи сутки подряд. Газовый фонарь на углу был разбит, и теперь огромное пламя, как факел, билось на столбе, раздуваемое ветром. …Стрельба из орудий велась часа полтора. Это было ночью. Фонари теперь светили, и весь бульвар был полон мечущимися тенями. Газ на разбитом столбе горел все так же, как и в первый день, метался как живой».

Описал Тверской бульвар после боя Константин Паустовский, снимавший комнату в доме, на месте которого построено новое здание ИТАР-ТАСС: «В серой изморози и дыму стояли липы с перебитыми ветками. Вдоль бульвара до самого памятника Пушкину пылали траурные факелы разбитых газовых фонарей. Весь бульвар был густо опутан порванными проводами. Они жалобно звенели, качаясь и задевая о камни мостовой. На трамвайных рельсах лежала, ощерив желтые зубы, убитая лошадь, около наших ворот длинным ручейком тянулась по камням замерзшая кровь».

Бой на Тверском бульваре шел шесть дней с переменным успехом. «За последний день, – доносил 2 ноября штабс-капитан Доманский, – нашим отрядом, занимавшим кинотеатр “Унион”, захвачены дома на углу Малой Никитской и Малой Бронной в общем числе трех. На занятие этих домов израсходовано 30 человек убитыми и ранеными 2. Считаю занятую нами позицию очень важной». То был последний успех белых. В тот же день пришлось отряду штабс-капитана отступить, а в 9 часов вечера Военно-революционный комитет отдал приказ «прекратить всякие военные действия» и сообщил: «Враг сдался».

Выйдя из своего дома напротив кинотеатра «Унион», студент Паустовский увидел, что все было кончено, и якобы услышал: «С Тверской несся в холодной мгле ликующий кимвальный гром нескольких оркестров, которые играли “Интернационал”, гимн коммунистов со словами: “Это есть наш последний и решительный бой”…»

Трудно поверить, чтобы после многодневного кровавого боя сразу собрались музыканты нескольких духовых оркестров и устроили в честь победы концерт. Если это было действительно так, то те, кто ликовали, ошиблись: произошел не последний, а первый бой Гражданской войны.

Победителей, как известно, торжественно хоронили на Красной площади, о чем написал Джон Рид в книге «Десять дней, которые потрясли мир». Побежденных покойников хоронили родственники на московских кладбищах. Отпевали убитых в храме Большого Вознесения. Из него по бульвару к Тверской улице гробы на плечах несли студенты и юнкера без знамен и лозунгов под траурную музыку оркестра и пение хора. Похоронили павших на Всехсвятском кладбище у «Сокола».

Над братской могилой произнес речь низвергнутый городской голова Вадим Руднев. Ему пришлось покинуть Москву и умереть в эмиграции. Полковника Рябцева за то, что приказал сложить оружие, офицеры армии Деникина арестовали, судили и расстреляли.

Из всех членов Военно-революционного комитета и Боевого партийного центра Михаил Владимирский был одним из немногих, кто умер в старости своей смертью.

Солдата Николая Муралова, сменившего полковника Рябцева на посту командующего войсками МВО, казнили как врага народа.

Выпускника юридического факультета Московского университета Владимира Смирнова, отвечавшего в штабе восстания за артиллерию, того, кто привел батарею к Тверскому бульвару, – расстреляли в мае 1937 года.

Другого юриста, выпускника Петербургского университета Георгия Ломова-Оппокова, «выступавшего за активные боевые действия», по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР расстреляли в сентябре 1937 года. Прапорщика, автора романов и пьес Александра Аросева, приказавшего артиллеристам стрелять по Кремлю, Осипа Пятницкого, «организовавшего раздачу красногвардейцам 40 тысяч винтовок, найденных на товарной станции Сокольники», постигла та же участь.

Варвару Яковлеву, дипломницу физико-математического факультета Высших женских курсов, «сторонницу решительных действий по взятию власти», расстреляли последней, когда шла война, 11 сентября 1941 года близ Орла в Медведовском лесу…

Всего один разрушенный и сгоревший дом князя Гагарина с аптекой и пивной, стоявший там, где памятник Тимирязеву, не подлежал восстановлению. Другие, пострадавшие от огня, отремонтировала советская власть, лишив всех домовладельцев недвижимости – особняков и доходных домов с мебелью, картинами, книгами.

На Тверском бульваре в 1917 году насчитывалось 34 дома и храм Дмитрия Солунского. Одно казенное здание под номером 22 занимало градоначальство. Эту инстанцию царь учредил в январе 1905 года. Градоначальник получил полномочия более широкие, чем прежний начальник полиции. Ведал не только ею, охранным отделением, но и наблюдал за городским самоуправлением, общественными и политическими организациями. Это было важно накануне вооруженного восстания, поднятого революционными партиями.