Александр Смыкалин - Перлюстрация корреспонденции и почтовая военная цензура в России и СССР

Начинают широко использоваться данные «наружного наблюдения», «толки и слухи» и «перлюстрация писем». Деятельность секретных сотрудников еще не приносила желаемого результата. До 90 % сообщений секретных сотрудников оказывались ложными; чаще всего такие доносы появлялись в результате сведения мелких личных счетов. Однако процесс накопления информации начался.

Не приносила значительных материалов и перлюстрация корреспонденции. Подавляющее большинство писем носило бытовой характер, и казалось бы, не представляло интереса для контрразведки. Однако и здесь процесс накопления информации «пошел».

Нарастание революционного движения в стране, недовольство крестьян, брожение в армии поставили во главу угла все-таки работу агента, секретного сотрудника, внедряемого в революционную организацию. Однако агентурная «записка» являлась не единственным источником информации. Другим, столь же важным, была перлюстрация писем, которая велась в широчайших размерах.

«Некоторые письма конфисковывались, другие фотографировались, с третьих снималась копия, с четвертых переводилась на кальку не разобранная подпись, а то и целая строка. Это была сложнейшая работа … приходилось устанавливать не только адресата и адресанта, но и каждое лицо, упомянутое в письме, иногда только уменьшительным именем, одной буквой или описательным выражением. Были тома устанавливаемых адресов, толстые тетради догадок об имени, целая система регистров переписки, с обозначением куда, кому, кто упомянут в письме и т. д. Это была поистине Сизифова работа! Прибавьте, что каждое письмо, сочтенное важным, поступало в разработку за нумером, для каждого заводилось дело, о каждом имени выписывались карточки в регистре агентурного отдела и даже в общий регистр архива», – вот о каких трудностях говорит один из бывших перлюстраторов в дореволюционной России. [45] Осоргин М. А . Охранные отделения и его секреты. М., 1917. С. 5.

Постепенно целью вскрытия корреспонденции уже являлось не просто накопление информации или политический контроль за жизнью общества, она рассматривалась гораздо шире, например как профилактика совершения государственных преступлений.

В 1826 г. почтой было перехвачено письмо государственного преступника декабриста Шафирова, сосланного в Сибирь, «раскрутка» которого вывела на целую подпольную военную организацию, готовившую заговор. По каждому перехваченному письму проводилось расследование. Характерным являлось то, что правительство особо не заботилось о конспирации акта перлюстрации и сохранности источника информации. Не нужно было продумывать хитроумные операции о легализации информации. Государь или граф А. Х. Бенкендорф прямо заявляли при личной беседе фигуранту о том, что они располагают информацией, из которой становилось ясно, что она получена путем перлюстрации.

Надзор за корреспонденцией особенно усиливался в военное время, а также во время революционных процессов в Западной Европе и во время польского восстания 1830–1831 гг. Правительство пыталось выяснить отношение русского общества к революционным волнениям. Принимались меры к пресечению распространения информации о революциях на Западе.

Чтобы прервать нежелательные контакты с заграницей, 15 декабря 1832 г. Николай I распорядился обязательно просматривать все письма, приходившие из Парижа, Те из них, при которых окажутся восхваление революций или «возмутительные от польского Комитета к российскому народу прокламации, были доставляемы к Бенкендорфу». О повелении императора главноуправляющий почтовым ведомством довел до сведения руководителей почт на местах. [46] Чукарев А. Г . Перлюстрация как метод осведомления в III-м Отделении во второй четверти XIX века // Российский исторический журнал. 1998. № 3. С. 16.

Руководство политической полиции считало, что использование материалов перлюстрации может быть успешным при соблюдении двух основных условий: во-первых, перлюстрация должна осуществляться в «величайшей тайне», чтобы сохранять «в публике доверие к почте» и «не лишать правительство возможности посредством перлюстрации узнавать какие-либо замыслы политические»; во-вторых, «она должна быть сосредоточена в одном управлении» – в почтовом ведомстве, которому отводилась роль «ближайшего и беспристрастнейшего хранителя тайн корреспонденций». [47] Оржеховский И. В . Самодержавие против революционной России (1826–1880 гг.). М.: Мысль, 1982. С. 72–73. В его функции входили техническое осуществление перлюстрации частной корреспонденции и представление перлюстрационных выписок лично императору, который затем передавал их руководству III Отделения. В то же время III Отделение как высший орган политического сыска само перлюстрировало корреспонденцию «государственных преступников», и в частности декабристов и членов их семей, а также брало под свой контроль надзор за всей корреспонденцией «политически неблагонадежных» лиц.

Одновременно III Отделение стремилось придать нужное ему направление перлюстрационной деятельности почтового ведомства. Вмешательство политической полиции чаще всего выражалось в конкретных указаниях почт.

В целях «предупреждения» в империи «замыслов политических» почтовое ведомство регулярно информировало III Отделение о малейших проявлениях «неуважения» к существующему образу правления и политике правительства, а политическая полиция принимала «соответствующие меры». Так, за одну только фразу в письме «предосудительного суждения» в отношении июльской революции 1830 г. во Франции чиновник М. Кирьяков был вынужден подать в отставку, и был взят под строгое наблюдение полиции. При почтамтах Петербурга, Москвы, Киева, Одессы, Вильно, Тифлиса, Тобольска, Томска, Иркутска и других городов существовали особые секретные экспедиции, чиновники которых занимались перлюстрацией.

В годы польского восстания 1830 г., перед правительством встала серьезная проблема: доставлять письма от бежавших польских повстанцев адресатам или нет? Вначале эта корреспонденция изымалась. Но, по мнению III Отделения, «от этого всякий раз рождаются сомнения на лиц, к коим они адресованы». При этом отмечалось, что «сомнение часто может быть не основательно». Опыт показывал, что многие письма отправлялись на имя лиц, благонадежность которых была вне подозрений. Поэтому власти пришли к выводу, что письма, приходящие из-за границы, надо не удерживать, а после перлюстрации вручать адресатам. Николай I одобрил рекомендацию графа Бенкендорфа о вручении таких писем получателям. [48] Чукарев А. Г . Перлюстрация как метод осведомления в III-м Отделении во второй четверти XIX века. Российский исторический журнал. 1998. № 3. С. 17.