Дементий Климентьев - Новый и Третий Рим. Византийские мотивы России

Молодой, рослый и сильный мурза Ямгурчей, облитый кольчугой, укрываясь щитом от пуль и стрел, спешился и сам повел на приступ своих людей. Перед ними были стены и угловая стрельница у неширокой реки, которую урусы звали Неглинной. Передние ряды ордынских воинов тащили тяжелые и длинные лестницы, бревна, задние били стрелами по стенам.

Но москвичи, как и в прежние времена, не дрогнули. Их пули, стрелы и арбалетные болты десятками разили татар. Под прикрытием дыма из воротных башен к Неглинной-реке, и к Кучкову полю, и к торгу вывели московские воеводы свои отряды, дабы отвлечь татар от приступа. Вылазки удались. До темноты кипела рукопашная сеча под кремлевскими стенами и среди дымящихся развалин посада. Ямгурчей, обрызганный кровью, секся тяжелой кривой саблей, свирепо вращая раскосыми глазами, орал на своих воинов, призывая их не оставлять сечи и грозя им смертью:

– Паршивые шакалы! Куда бежите? Вы срамите не только меня и нашего хана! Вы срамите самого Аллаха! Овцы, я сам буду резать вам глотки!

– О, Всевышний! О, господин, урусы перебьют нас всех, если ты не выведешь воинов из схватки! – кричал ему в ответ верный слуга Ибрагим.

– Умолкни, трусливый пес! Иншалла!

– Господин! Их стрелы сыплются, как дождь! Береги себя!

Ветер усиливался. Посад догорал, и дым легко сносило в Занеглименье. Московские лучники осмотрелись и начали метко разить татар со стрельниц и стен.

«Ссс-шок!»

Толстый русский арбалетный болт [25] Болт – арбалетная стрела. просек кольчугу на правом плече мурзы Ямгурчея и окровавленным концом вышел со спины. Тот заскрипел зубами.

– Суккен сек! – выругался, шипя, роняя клинок, качнулся спиной назад. Верный Ибрагим был рядом и уже тащил своего господина подальше от стен Кремля…

Взять столицу изгоном [26] Изгон (русск.) – внезапное нападение. Мазовше не удалось.

Зловещее зарево догорающих пожаров то вновь вспыхивало, то утихало окрест Кремля. Ветер поднимал гарь и сажу. Солнце садилось в багровеющее пожарище. Стучали топоры и молоты. Москвичи трудились и сновали близ кремлевских стрельниц и стен. Ставили «пристрой градный». Слышались то матерное словцо, то острая шутка, то молитва. Клали бревенчатые клети, крепили бревнами каменную кладку прясел и башен, ставили предмостные укрепления, выкладывали железные и медные орудия на быстро сколоченные деревянные лафеты, таскали и накладывали в стрельницах малыми горками каменные ядра и железную картечь, бочонки с порохом. Иван Ряполовский, закованный в стальной колонтарь [27] Колонтарь (русск.) – доспехи без рукавов из двух половин, передней и задней. Застегивались на плечах и боках латника железными пряжками. Каждую половину от шеи до пояса составляли ряды крупных металлических, горизонтально расположенных пластин, скрепленных кольчужным плетением. У пояса крепилась кольчужная сеть – подол – до колен. , на металлических пластинах которого играли тускнеющие блики пожара, стоял в окружении своих братьев и соратников на верхнем венце Никольской стрельницы напротив большого торга. Левую руку его облегал тяжелый щит – «павеза» с продольным долевым желобом. Из-под длани десницы смотрел он за стену на юго-восток. Татарские стрелы изредка долетали сюда и бились о камни стены на излете.

– Митрий, вели пушкарямъ да затинщикамъ есчо разъ по Пожару [28] Пожар (русск.) – будущая Троицкая (Красная) площадь Москвы. да по Зарядию выпалити, – властно приказал он младшему брату.

Младший Ряполовский исполняя волю старшего быстро пошел к спуску на нижний ярус стрельницы. Через три минуты «тюфяки» и «пищали затинные», развернутые на стрельницах, дали громогласный залп в сторону догорающего торга. Все окутал едкий пороховой дым. Но татарские стрелы перестали осыпать юго-восточный сектор Кремля.

– Добро… Эх-эх! С зарания надо было ставити пушки да писчали на стрельницы. То и не подлезли бы татарове под градския стены. Ну да ниче, задали имъ жару, – сказал Иван Ряполовский удовлетворенно и сплюнул, тронув рукой тяжелую саблю на поясе.

– Сколь ихъ полегло под градомъ ныне?! – с удивлением отметил-спросил Дмитрий.

– Тысчи две, а то и поболее суть, – отвечал Дмитрию сын боярский Федор Басенок, скинув кольчужные рукавицы и потирая покрытые засохшей кровью длани о кольца байданы [29] Байдана – разновидность кольчатого доспеха. От кольчуги байдана отличалась лишь размерами и формой колец. Кольца байданы крупные, плоско раскованные. Крепились они либо внакладку, либо на гвоздь или шип, что давало сочленению большую прочность. Весила до 6 кг и представляла надежную защиту от ударов сабли или секиры, но от колющего удара и стрел спасти не могла из-за большого диаметра колец. на персях.

– Да, не менее, – молвил Иван Ряполовский.

– Уже тъ посекли мы ихъ у Неглиненской стрельницы. Аж руда по реке текла. А дале погони ихъ в Занеглимение. И тамо тъ секли, доколе стрелы ихъ аки дождь не посыпаша. Меня и приложи тоды стрела в левое рамено. А и нашихъ воевъ погибоша немало, – рассказывал Руно, трогая перстами десницы раненое плечо.

– Сколь же нашихъ побито ныне? – спросил Дмитрий.

– Мыслю, тысчи полторы народу, а и не менее, – молвил Иван Ряполовский, перекрестившись.

– Царствие небесное всемъ християнамъ, зде смерть приявшимъ, – тихо молвил кто-то.

Все стали творить крестное знамение.

– Ты, Федька, ныне же проследи, како изъ оружных клетей припасъ людямъ роздати: щиты, луки со стрелы, рогатины. А ты, Митрий, сей же часъ дозри, како плотники да смерды готовятъ пристрой градный, – вновь повелительно молвил Иван.

– Все сполнимъ, бояринъ, – отвечал Федор и, поклонившись, быстро удалился.

За ним последовал и Дмитрий.

Вечером и ночью было тихо. Лишь изредка из татарских станов доносило непонятные русскому уху арабские слова намаза и погребальной молитвы. Пришло душное, дымное, жаркое утро 3 июля. Рассвело. Южный ветерок стал сносить дым чадящих пожарищ куда-то за Кучково Поле. Напрасно долго и внимательно вглядывалась московская сторожа со стрельниц в сторону Заяузья и Замоскворечья. Там было пусто. Отправили дозор к Яузе, повысмотреть, поглядеть, где ворог. Ордынцев будто ветром сдуло. Дозор вернулся и донес, что татары ушли, бросив медные и железные вещи, награбленные в русских селах и посадах, и «прочего многово товару». Гроза миновала. Верно, не знал «царевич» Мазовша, что Великий князь уже далеко на Волге, у устья Дубны, что не скоро появится он со своими полками. А может быть, побоялись ордынцы и ночной вылазки, да и пушек кремлевских. Словом, спас Москву простой народ да служилые люди, хотя государя с полками там и не было.