М. Велижев - Россия в Средиземноморье. Архипелагская экспедиция Екатерины Великой

Венеция, вид с моста Риальто

Официально русские офицеры братья Острововы (или Асловы, «dAsloff»), как сообщал тосканский посланник в Венеции Доменико Коттини в депеше от 15 апреля 1769 г., находились в Венеции для осмотра местных достопримечательностей. Их поведение, на первый взгляд нейтральное, тем не менее вызвало подозрение, и за ними установили секретный надзор. Вскоре было обнаружено, что Орловы дважды брали большие суммы денег у одного из местных банкиров (сумму в двадцать тысяч цехинов). Внешне скромный образ жизни русских вельмож навел венецианские власти на мысль, что взятые деньги распределялись неким тайным образом. Предъявленные объяснения – деньги розданы на милостыню [937]и потрачены в (карточной? [938]) игре [939]– не убедили венецианцев. Заподозрили, что Орловы занимаются наймом людей на русскую службу [940], и список завербованных лиц оказался вскоре вычислен: некоторых венецианских подданных при проверке не оказалось на местах их проживания. Предположив, что в планы А.Г. Орлова входило формирование полка, составленного из уроженцев других государств, венецианское правительство намекнуло А.Г. и Ф.Г. Орловым на необходимость покинуть Венецию [941]и невозможность создать там в будущем базу русского флота, в апреле 1769 г. [942]они отправились в Тоскану [943].

После отъезда Орловых из Венеции функции главного агента русской императрицы в этом городе окончательно перешли к Пано Маруцци, который в мае 1769 г. получил в России чин действительного тайного советника [944]. 15 октября 1769 г., накануне прибытия русской эскадры в Ливорно, он приехал в Тоскану для переговоров с Алексеем Орловым. Маруцци был в Пизе уже 18 октября, когда и засвидетельствовал свое почтение главнокомандующему русским флотом [945]. Не исключено, что предметом разговора между Маруцци и Орловым могли стать дебаты в венецианском кабинете министров («Collegio dei savi») о возможном присутствии русских в Средиземноморье. О позиции сторон мы можем судить, например, по донесению флорентийского посланника в Венеции Коттини от 14 октября 1769 г. Один из глав «Collegio», Ф.Т. Фоскари, утверждал, что появление русской эскадры в Архипелаге зимой 1769-1770 гг. вряд ли реально. Причин для подобного заключения было несколько: долгий путь, который предстояло проделать кораблям из Кронштадта до Греции, время года, не слишком благоприятное для спокойной навигации, отсутствие союзных портов в Леванте и, следовательно, возможности своевременно пополнять запасы продовольствия, наблюдение за эскадрой со стороны заинтересованных морских держав. Фоскари предлагал оставить опасения, приписав их источник воспаленному сознанию греков, маниакально стремившихся к восстановлению утраченной империи. В дальнейшем, замечал Фоскари, у русских войск видится мало перспектив удачных боевых действий в Архипелаге [946].

По его мнению, Франция, имевшая торговые интересы в Леванте и Египте, никогда не допустит изменения существующей системы отношений в Средиземном море. Англия, внешне помогавшая России, также не рискнет порвать контакты с Оттоманской Портой, опасаясь, что та предоставит Франции особые коммерческие привилегии, которые приведут к серьезным экономическим последствиям для Британии. Что касается наземных операций, то австрийский император ни за что не позволит столь резкого нарушения баланса сил в Польше, которая отделяет его владения от российских. В связи с этим боевая готовность австрийских войск на границах империи позволяет надеяться на европейскую стабильность в период русско-турецкой войны, полагал Фоскари. В сложившейся ситуации Венецианской республике не следует форсировать подготовку морского флота на следующий год, поддаваясь на провокационные сообщения о приближении русских кораблей [947]. Позиция Фоскари лишний раз доказывала не только недостаточную прозорливость венецианских сановников, но и исключительное новаторство российской императрицы, в серьезность действий которой Европа не желала еще верить.

Дискуссии о возможных акциях венецианского флота в свете грядущего прибытия русских эскадр продолжались до начала 1770 г. [948]Так, в депеше от 23 декабря 1769 г., когда часть русских судов уже месяц стояла в Порт-Магоне, тосканский консул Коттини замечал: «По правде говоря, тому, кто не видит этого своими глазами, трудно поверить, какое замешательство и разномыслие царит между сими господами (членами венецианского Collegio. — Авт.) по данному вопросу» [949].

Осенью 1769 г. в одной из венских бесед Реньера с Д.М. Голицыным на вопрос о военных планах России Голицын отвечал, что в любом случае морскому командованию дан строгий приказ придерживаться законов, бытовавших в портах и владениях Венецианской республики. Реньер возразил, что зафиксирована масса случаев найма на русскую службу венецианских подданных в Италии (вплоть до Рима) и

Албании [950]. Голицын тем не менее ушел от ответа на последнее замечание, вновь подтвердив дружественность намерений Екатерины в отношении Венеции [951].

Беспокойство венецианцев все возрастало, когда весной военные действия российского флота приблизились к Адриатике. Венеция стремилась дипломатическими путями обеспечить единство итальянских государств в объявлении нейтралитета на период русско-турецкой войны. В орбиту пристального внимания венецианцев попали, прежде всего, Тоскана и Генуя, а также Неаполитанское королевство: 18 октября 1769 г. венецианский Сенат писал своему посланнику в Неаполе о необходимости со всем тщанием и вниманием следить за продвижением русского флота в Средиземное море, а 21 ноября 1769 г. тосканский посланник в Неаполе Джузеппе Бонеки сообщал, что его венецианский коллега, получив тревожные новости о приближении русской эскадры, потребовал от местного правительства проявить солидарность со своим правительством [952].

Между тем, действовал и Маруцци, и его усилия (как писал Коттини во Флоренцию 4 ноября 1769 г.) не укрылись от внимания со стороны «Inquisitori di Stato», ведомства, выполнявшего функции венецианской секретной полиции. В поле его внимания попали передвижения Маруцци по Италии, денежные пособия, получаемые им из России в течение последних месяцев, его путешествие в Тоскану в сопровождении двух русских офицеров [953]. Общая оценка деятельности Маруцци была сделана в донесении Коттини от 25 ноября: венецианское правительство пребывало в уверенности, что особенного успеха в Тоскане русский поверенный не снискал. Возвращавшийся из Рима через Тоскану венецианский нобиль Джироламо Мочениго по приезде утверждал, что «в Тоскане Маруцци почитают так же, как и в Венеции…», т.е. не выказывают особого расположения [954]. С ним заочно соглашался В.С. Тамара, писавший вице-канцлеру А.М. Голицыну из Венеции 1/12 мая 1769 г.: «Маруцци здесь ненавидим не только Греками, но и благородными Венецианцами. Не правда, чтобы дом его был всеми посещаем, как то рассказывает кавалер С. Марк (имеется в виду посланник Мерк. – Авт .): напротив, к нему никто не ходит, и особенно после размолвки его с братьями, известными за хороших людей. Над ним охотно подшучивают. <���…> Графы Орловы очень против него предубеждены» [955]. Тем не менее, деятельность русского поверенного успешно продолжалась: в депеше от 9 декабря 1769 г. Коттини писал, что