Оксана Захарова - История балов императорской России. Увлекательное путешествие

На одном из бальных ноябрьских вечеров 1813 года произошла весьма поучительная история, которую поведала в своем дневнике Е. В. Налетова: «<���…> Некая девица Руновская была на балу – хорошенькая девушка, но очень глупа и не воспитана. Хотя она и богата, но ее мало знают в городе, потому что она всегда в деревне. Я еще познакомилась с ней на свадьбе и смеялась до упаду, когда она танцевала». Итак, приговор вынесен, и, соответственно, наказание должно последовать незамедлительно. Екатерина Васильевна обратила внимание губернатора на хорошенькую, нарядно одетую девушку и сказала, что та отлично танцует. Барышню никто не приглашал, и, как истинный рыцарь, губернатор решил исправить это недоразумение. Тут не на шутку испугалась и сама Екатерина Васильевна и, чтобы хоть как-то спасти ситуацию, попросила знакомого пригласить Руновскую, увидя, как та танцует, губернатор подошел к Екатерине Васильевне и сказал: «Мадемуазель, вы злая, право, вы презлая!» Я чуть не померла со смеху, а он, проказник, весь вечер от меня не отставал».

Справедливости ради надо заметить, что Екатерина Васильевна не принадлежала к числу светских интриганок. Это была всего лишь бальная шутка [10] Е. В. Налетова приходилась сестрой Надежде Васильевне Резвой (урожденной Налетовой) (1780–1845), супруги храброго воина, генерала 1812 года Дмитрия Петровича Резвого (1762–1823), и сопровождала своего шурина в военном походе. Однажды у Дмитрия Петровича собрались за столом сослуживцы, и один из них передал слова Аракчеева: пусть, мол, такой-то уйдет в отставку, я ему тысячу рублей дам, на что Резвой ответил: «Я ему самому три тысячи дам, только бы ушел». Из-за Аракчеева Д. П. Резвой покинул службу, но сохранил о себе добрую память среди офицеров. .

После победы в Отечественной войне 1812 года и последующих компаний 1813 и 1814 годов Россия радостно встречала своих воителей. Москва, Петербург давали балы, соперничающие между собой особым изяществом и вкусом, присущим этому времени.

В январе 1815 года московским балам не было числа.

«Воины повергают теперь свои лавры к стопам юных красавиц, которые, быть может, молились, чтобы они вышли целы и невредимы из боя. С осени здесь устраивается много свадеб. В Москве множество военных, их всюду встречаешь. Теперь им позволено носить фрак, к которому вовсе не идут гусарские усики».

Наконец-то настал год, когда вечно испытывавшая недостаток в кавалерах Москва смогла насладиться их переизбытком. На одном из балов князь Голицын был вынужден придумать кадриль, где у каждой дамы было бы два кавалера.

За чрезмерное увлечение вальсами и мазурками некоторые дамы расплачивались здоровьем, а зачастую и жизнью.

В феврале тяжело заболела княгиня Шаховская, вследствие простуды, полученной на балу, умерла графиня Бобринская.

Перед взрослым балом зачастую устраивался детский. Французские эмигранты, преподававшие в некоторых домах танцы, учили детей хореографии под мелодию Vive Henri Quatre. Танцы и политика – вещи совместные, и 1815 год в очередной раз доказал истину подобного утверждения.

В описываемое нами время в большой моде была мазурка в четыре пары: ее танцевали везде – на сцене и в великосветских салонах.

В Петербурге одним из лучших исполнителей мазурки был И. И. Сосницкий: «Па его были простые, без всякого топанья, но фигуру он свою держал благородно и картинно <���…> он, танцуя мазурку, не делал никакого усилия; все было так легко, зефирно, но вместе увлекательно».

В Москве отличался в мазурке актер A. M. Сабуров, который много заимствовал у Сосницкого, но в нем было больше «огня и жизни, хотя недоставало этого благородного laisser aller [11] Непринужденность (фр.). , характеризовавшего танцы Сосницкого».

Говоря о Сосницком, следует вспомнить и его современницу Н. С. Семенову, которая считалась «красою русской пляски». Первая красавица и отличная певица танцевала плавно и непринужденно, ее улыбка буквально обвораживала публику. Лучшие танцоры того времени были естественны, они не «фокусничали» на паркете. Простота и душевность исполнения свидетельствовали о высоком профессионализме.

Московские нравы начала 20-х годов XIX столетия были весьма патриархальны. Этикет ставил каждого на свое место. Молодые люди группировались вокруг представителей старшего поколения, которые держались степенно и внимательно наблюдали за молодежью.

На балах для дам почтенного возраста отводился большой диван в одном из углов зала. Сначала здесь обсуждались светские новости, а потом разбирались туалеты «девиц и барынь». Молодым девушкам приходилось иногда выслушивать соображения об их судьбе, и часто случалось, что планы родителей не отвечали их душевным пристрастиям. Спорить со старшими было не принято, да никто особенно и не пытался – таковы были нравы, дух той эпохи.

«Страсти жили тогда под пеплом романтизма, на них был брошен покров известной сентиментальности и абстрактности, которые смягчали порывы. Анализ чувств не вступил еще тогда в свои права, как впоследствии, и в девушках было больше веры в свои силы и в свою звезду на пути своего сердечного романа».

В то время как Наполеон находился на острове Эльба, в Париже царствовал новый король. Блестящие праздники сменяли друг друга. Один из них в присутствии европейских монархов дал князь Шварценберг во дворце Сен-Клу.

Гости наслаждались великолепной игрой французских актеров, ужинали в зале, находившемся возле оранжереи, которую украшало множество прекрасных цветов, и конечно же танцевали.

Благодаря императору Александру I стал популярен танец, «который называют польским. Он весь состоит в том, что надобно подавать руки и прохаживаться вдоль и поперек залы, а между тем можно разговаривать со своим кавалером: это главное. Можно сказать, что польский изобретен для тех, кто лишь на бале имеет случай завоевать сердца», – воспоминания герцогини Абрантес.

Танцевали вальсы, контрадансы. «Очаровательный», по словам очевидцев, бал продолжался до рассвета.

На следующий день в опере давали «Эдипа» в присутствии Людовика XVIII.

В этот вечер зрительный зал представлял собой необычайное зрелище. Белые платья дам украшали не бриллианты, а ветки лилий, гирлянды белой сирени, белые перья. Прекрасные женщины в обрамлении прекрасных цветов создавали восхитительное зрелище. Не менее восхитительные вещи происходили и на сцене. Оркестр играл Vive Henri IV не только в антрактах, под музыку этой арии актрисы танцевали и на сцене. В общественной жизни Парижа это представление имело большое значение.

30 мая 1814 года был подписан Парижский трактат, возвративший страну к границам 1792 года.

Союзники решили в ближайшее время собраться в Вене и постараться там решить все проблемы, а до этого монархи Европы отправились в Лондон, где праздники доходили до последней степени великолепия и пышности. В столицу Англии приехали король Пруссии, канцлер Гарденберг, фельдмаршал Блюхер, но подлинной звездой был император Александр I. «Император России – это мой герой, это герой всех!» – писала одна английская леди.