Константин Логинов - Традиционный жизненный цикл русских Водлозерья: обряды, обычаи и конфликты

Хотя показывать младенцев посторонним опасались, вопрос, стоит это делать или нет, время от времени дискутировался в семье и между соседями. Некоторые полагали, что защищенному оберегами от чужого глаза младенцу показывать посторонних людей (будь то в избе или на улице) полезно, поскольку это ускоряет процесс «очеловечивания». Укрывание же младенца от всех посторонних людей, как считалось, хоть и довольно надежно уберегает от сглаза, но приводит к тому, что ребенок потом « дикается », т. е. боится чужих людей, а в итоге – вырастает нелюдимым, необщительным (Там же, д. 628, л. 70–71). При содержании за занавеской у печи младенца от взглядов посторонних лиц защищала ширма, за которую чужаки не допускались. При содержании младенца в зыбке ту же функцию выполняла накидка (« завись »), пошитая из материнской юбки. При появлении посторонних в доме младенца прятали в зыбку и зашторивали занавеской из юбки, чтобы он не видел входящих, а они не видели его (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 404, л. 178, 196). Если спрятать ребенка в зыбку или за шторку у печи не успевали, то его просто отворачивали от входящего в избу человека, чтобы он не мог встретиться с ним. При переноске на руках или же в кошеле за спиной для защиты от сглаза ребенку делали мазок сажей за ухом или два мазка на лбу крест-накрест, поскольку считали, что после этого его сглазить невозможно («Сажа черная, а черное сглазить нельзя»). В древности, наверное, верили, что после нанесения на кожу младенца сажи его начинают охранять и магические силы духов домашнего очага. Четырехконечный косой или прямой крест служил дополнительным оберегом. Но для верности сажей могли измазать и все лицо младенца целиком. В настоящее время водлозеры все еще верят в детский сглаз, но сажу в качестве оберега уже используют крайне редко (Там же, д. 404, л. 176; д. 628, л. 29, 62). Для защиты от сглаза обычно применяют старинное средство – булавки, которые мать закалывает в свою одежду, носит в кошельке, держа младенца на руках. Иногда от одной до пяти булавок прицепляют к нижней стороне детской коляски (Там же, д. 628, л. 8, 55). Автор располагает информацией, что одна из современных мам Куганаволока в детскую коляску в качестве оберега кладет нож, ножницы и вилку, а в детское одеяло у нее заколоты несколько булавок крест-накрест (То же, л. 173). Булавки допускается заменять новыми швейными иголками, которыми никогда никому ничего не доводилось шить. Иногда у иголки обламывают ушко.

Защитой от призора добрым словом (« переговора ») было избегание похвал в отношении младенца. Если кто-то из домашних или посторонних не знает этого или забывается и хвалит дитя (особенно боятся, когда детей хвалят за здоровый вид и упитанность), люди, помнящие традицию, начинают хулить ребенка. В старину общей формулой было повторение слов: «Да что ты, он говно, говно!» Теперь же многие водлозерские мамы стесняются при посторонних произносить слова ненормативной лексики и говорят нечто обратное тому, что сказал похваливший ребенка человек: «Да что вы! Он у нас тощой, худущий». От «думы» (вариант – « худой думы ») спасаются тем, что мать, похвалив или обругав свое дитя мысленно, тут же начинает плевать через левое плечо и вслух приговаривать: «Да что это я. Тьфу, тьфу, к черту!» (Там же, д. 628, л. 79, 57). Считается, что от «призора с ветру» защиты нет. Симптомы этой разновидности призоров, по мнению водлозеров, проявляются в том, что младенец капризничает, плохо спит, у него может подняться температура.

От призора, случившегося во время прогулки на улице, матери пытались лечить младенцев тем, что сразу по возвращении домой обтирали тело дитяти изнаночной стороной своей ночной рубашки, приговаривая: «Как на юбке (вариант – на рубашке) ничего не держится, так на тебе призор не держится» (НАКНЦ, ф. 1., оп. 6, д. 627, л. 2; д. 628, л. 105). Это действо с указанными словами производили трижды. Если оно не помогало, то готовили заговоренную воду, проливая ее сквозь ручку входной двери и сопровождая действие заговором: «Если ты, призор, от чужих людей пришел, на чужих людей уходи, если от своих пришел, на своих иди, если ты с ветру пришел, на ветер иди» или: «Все притцы, все призоры, все витряны переговоры, от девки пришли, к девке поди(те), от бабы пришли, к бабы поди(те), от мужика пришли, к мужику поди(те)» (АНПВ, № 2/77, л. 4; ФА ИЯЛИ, № 3298/14). Заговор произносили три раза (по разу на каждое пролитие воды сквозь ручку). Считается, что с первого раза заговаривается одна треть воды в сосуде, со второго раза – вторая треть, с третьего – последняя (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 627, л. 4). Кончив заговаривать воду, набирали немного с ладони себе в рот, прыскали в лицо младенцу, потом давали ему глотнуть три раза заговоренной воды, затем обтирали ему водой лицо или же обтирали мокрой ладонью (« долонью ») с головы до пят три раза и перекладывали со стола в зыбку. В варианте обряда с обтиранием всего тела могли приговариваться такие слова: «Все притчи и призоры, все людские переговоры, смойтесь с волосков, с румяного лица, с белого тела» (АНПВ, № 2/77, л.2). Или: «Все притчи и призоры, все худое и лихое, останься позади» (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 490, л. 64). От выходца из деревни Кевасалма З. И. Ероховой получен такой заговор: «Встану благословясь, пойду перекрестясь, из дверей дверьми, из ворот воротами, пойду, раба Божья имярек к синю морю, в синем море есть синий камень, под синим камнем щука. Глаза у ей стеклянные, зубы оловянные, кусает, откусывает все притци, все призоры и бабьи, мужичьи переговоры. Тьфу, аминь» (Там же, д. 268, л. 162). Иногда она пользовалась другим заговором с тем же зачином, в котором знахарка «выходит в чистое поле», где находится «огненный столб»: «…Пущу с огненного столба четыре огненных реки. Пусть отвяжутся все притцы и призоры от раба Божьего имярека. Тьфу, аминь» (То же). В зимнее время младенца иногда носили заговаривать к проруби (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 627, л. 2). В избе слова заговора на воду произносятся у душника печи. Они совсем другие: «Из дверей в дверь, из ворот в ворота, Божий раб (имярек) стоит, старый старик рубит дрова. Как от деревьев щепки летят, так от раба Божьего (имярек) все притчи и призоры летят век по веку и отныне довеку и во веки веков. Аминь» (АНПВ, № 2/77, л. 3–4).

Воду для лечения могли заговорить одним общим заговором на сглаз и призор у душника печи словами: «Все уроки и призоры, бабьи и мужичьи оговоры, отойдите от раба Божьего (имярек). Подите за дальние леса, за синие озера на дикие щелья и болота» (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 404, л. 194; д. 628, л. 54). Далее с водой поступали так же, как и при лечении призора. Судя по заговору, сглаз в лечебной магии Водлозерья назывался также и « уроком », а сглаженный человек, скорее всего, – « изуроченным ». Если ребенок засыпал до укладывания его в зыбку, то спать его клали на лавку или на пол (Там же, д. 489, л. 65–66). В зыбку его в таком случае почему-то класть было запрещено. Мать, закончив все манипуляции с лечением младенца и уложив его спать, молилась Богу, чтобы он дал здоровья ее ребенку (Там же, д. 490, л. 64).