Александр Назаренко - Древняя Русь и славяне

ПСРЛ 2. Стб. 595.

Там же. Стб. 657.

Карамзин 1/2. Примечания. Стб. 161. Примеч. 405.

Замысел принадлежал еще Владимиру Мономаху. В 1132 г. «Ярополк приведе Всеволода Мстиславича из Новагорода и да ему Переяславль по хрьстьному целованью, акоже ся бяше урядил с братом своим Мстиславом по отню повеленью, акоже бяше има дал Переяславль с Мстиславом» (ПСРЛ 1. Стб. 301). О том, что это был элемент десигнации, прямо говорит «Новгородская I летопись»: «Ходи Всеволод в Русь Переяславлю, повелением Яропълцем <���…> И рече Гюрги и Андреи: “Се Яропълкъ, брат наю, по смерти своей хощет дати Кыев Всеволоду, братану своему”, – и выгониста и ис Переяславля» (НПЛ. С. 22). См. подробнее: Назаренко 2006а. С. 279–290 или статью IV.

Ann. Bert., а. 875–876. Р. 126–127.

* Исправленный и дополненный вариант работы: Назаренко 2006а. С. 279–290.

Об этом институте в раннесредневековых западноевропейских «варварских» королевствах, в частности, в королевстве (затем – «империи») франков, который получил в науке название «братского совладения» ( см.: Назаренко 2000а. С. 500–519, особенно литературу, указанную на с. 501–502, примеч. 4; а также статьи II, III.

Наблюдения В. А. Кучкина на основе «Слова о полку Игореве» и «Поучения» Владимира Мономаха, будто предшественник Всеволода и его старший брат Изяслав Ярославин (1054–1078, с перерывами) собирался передать Киев своему старшему сыну Святополку в обход брата Всеволода, который получил Киев якобы только после договора со Святополком (Кучкин 1995а. С. 111–113), не представляются нам основательными. Исследователь выдвинул два аргумента: пребывание Святополка в Киеве в момент похорон Изяслава (Сл. п. Иг. С. 258) и свидетельство «Поучения», что после битвы на Нежатиной ниве, в которой погиб Изяслав, Мономах и, вероятно, Всеволод вернулись к Переяславлю и стали «в оброве» (ПСРЛ 1. Стб. 248). Однако даже если признать, что на похоронах Изяслава распоряжался действительно Святополк, успевший прибыть из далекого Новгорода, а не сидевший в Вышгороде младший Ярополк (как о том говорится в «Повести временных лет»: ПСРЛ 1. Стб. 202; 2. Стб. 193), то отсюда еще очень далеко до вывода, будто существовал договор о наследовании Киева Святополком. И уж совсем не видно оснований понимать упомянутое сообщение «Поучения» Владимира Мономаха в том смысле, что Всеволод с сыном отправились к Переяславлю непременно «в первые дни (выделено нами. – А. Н.) после битвы на Нежатиной ниве» (Кучкин 1995а. С. 112). В списке «путей» «Поучения» его автора интересовали именно и только походы, тогда как о событиях иного рода, происходивших в промежутке между «путями», редко что-либо говорится. О сражении на Нежатиной ниве 3 октября сказано непосредственно после известия о поражении Всеволода от приведенных его племянниками Олегом и Борисом половцев на Сожице 25 августа – между тем, на это время приходится отъезд Всеволода из Переяславля в Киев к старшему брату в поисках помощи. Коль скоро между «<���…> и пакы и-Смолиньска же пришед и пройдох <���…> до Переяславля» (сразу после Сожицы) и «той пакы ходихом <���…> биться Чернигову» (Нежатина нива) прошло больше месяца, то почему между последним и «<���…> и пакы идохом Переяславлю» не могло совершиться вокняжение Всеволода в Киеве, – тем более, что о нем прямо сообщает «Повесть временных лет»? «Стахом в оброве» у Переяславля естественно соотнести с тем «стоянием» Всеволода «у Переяславля», которое «Повесть» относит уже к следующему, 1079, году и связывает с новым появлением у границ Руси половцев, на этот раз наведенных младшим братом Олега Святославича Романом (ПСРЛ 1. Стб. 204; 2. Стб. 195); таким образом, «стояние в оброве» имеет причину, вовсе не связанную с тем, что Переяславль будто бы и после гибели Изяслава продолжал некоторое время оставаться резиденцией Всеволода, как считает В. А. Кучкин. Договор, обусловливавший киевское преемство Всеволода, возможно, действительно существовал, но заключен он был, конечно, не со Святополком, а с самим Изяславом, и содержанием договора, как о том говорится ниже, было не вокняжение Всеволода в Киеве, а судьба столицы Руси после смерти Всеволода.

Назаренко 2001а. С. 548–552. Святополк «иде <���…> к Турову жити», то есть избрал своей резиденцией Туров вместо прежнего Новгорода в 1088 г., но получить Туров он мог еще в конце 1086/7 г., после смерти своего младшего брата Ярополка Изяславича (ПСРЛ 1. Стб. 206–207).

ПСРЛ 1. Стб. 200–201; 2. Стб. 191–192.

Мы опираемся в данном случае на гипотезу о соединении в 1088–1091 гг. власти над Новгородом и Туровом в руках Святополка, которая обоснована нами в другой работе: Назаренко 2001а. С. 554–556. Нам осталось непонятным возражение В. А. Кучкина, будто «захват» Святополком Турова, который был киевской волостью, должен был повести к разрыву со Всеволодом Киевским и утрате туровским князем статуса киевского столонаследника; «обладание Святополком Туровом могло иметь место только по соглашению с киевским князем» (Кучкин 2003b. С. 78–79. Примеч. 66). Но мы говорим вовсе не о «захвате» Турова Святополком, а именно о передаче ему Турова Всеволодом как киевскому столонаследнику. О том же косвенно свидетельствует и не вполне понятное выражение из «Списка новгородских князей»: «А Святополк седе на столе (в Новгороде. – А. Н.), сын Изяславль, иде Кыеву» (НПЛ. С. 161, 470). В Киев Святополку имело смысл ехать как союзнику, а не как врагу киевского князя. Недавно Т. В. Круглова обратила внимание на известие «Ермолинской летописи» (конец XV в.) и ряда родственных ей, которое в этих сводах следует непосредственно за сообщением о переезде Святополка в Туров: «<���…> а в Новеграде седе Давид Святославич» (ПСРЛ 23. С. 25; 15. Стб. 176). Принимая его, исследовательница упраздняет хронологические противоречия между «Списком новгородских князей» и летописными сведениями о переменах на новгородском столе (из необходимости устранения этих противоречий исходили и мы в нашей гипотезе), но ценой допущения порчи «Списка»: на самом деле Давыд Святославич сидел в Новгороде якобы дважды, тогда как упоминание о первом княжении оказалось в «Списке» опущено (Круглова 2007. С. 15–20). С точки зрения общетекстологической, такое решение представляется менее экономичным, чем предложенное нами и не требующее конъектур или допущений о порче существующих текстов, и уже поэтому менее вероятным. Довод Т. А. Кругловой, что Мстислав Владимирович не мог занять новгородского стола раньше Давыда Святославича, так как Давыд «на династической лестнице находился на ступень выше» (там же. С. 18), исходит