Александр Назаренко - Древняя Русь и славяне

В 1134 г. (статья 6643 г. в «Ипатьевской летописи» – ультрамартовская: Бережков 1963. С. 135–136) «Юрьи испроси у брата своего Ярополка Переяславль <���…> и про то заратишася Олговичи» (ПСРЛ 2. Стб. 295).

В 1137 г. там сидит Глеб Ольгович (НПЛ. С. 25).

«Усретоша бо мя слы от братья моея на Волзе, реша: Потъснися (поторопись. – А. Н.) к нам, да выженем (выгоним. – А. Н.) Ростиславича и волость их отнимем <���…> И рех: Аще вы ся и гневаете, не могу вы я ити, ни крьста переступити. И отрядив я (их. – А. Н), взем Псалтырю, в печали разгнух я (ее. – А. Н.)» (ПСРЛ 1. Стб. 241).

Это путешествие по Волге надо сопоставить с тем местом в списке «путей» Мономаха, где аорист единственный раз сменяется настоящим временем: «<���…> и по 3 зимы ходихом Смолинску, и се ныне иду Ростову» (ПСРЛ 1. Стб. 250). Обычно здесь следуют конъектуре И. М. Ивакина, читая вместо «и се ныне иду Ростову» «и-Смолиньска идох Ростову» (Орлов 1946. С. 146; ПВЛ. С. 104, 527; и др.). Не видим в этом никакой необходимости. Напротив, если сообразить, когда именно Мономах шел «Ростову», то получим как раз датировку (одну из возможных) конфликта с Ростиславичами. В самом деле, Смоленск был получен Мономахом на Любечском съезде в октябре 1097 г.; до этого он был в руках Давыда Святославича. Стало быть, ходить «по 3 зимы» (то есть три зимы подряд) в Смоленск он мог только начиная с зимы 1097–1098 гг. Это хорошо вписывается в хронологию «путей», так как непосредственно предшествующие события относятся к 1096 г. (походы против Олега Святославича к Стародубу и против его брата Давыда – к Смоленску, в результате чего Смоленск и был оставлен за Давыдом – как оказалось, только до Любеча). Затем Мономах с кем-то из сыновей провел зиму 1097–1098 гг. в Ростове («и потомь паки идохом к Ростову на зиму») – несомненно, с целью устроения Ростовской земли, сильно пострадавшей от войны с Олегом в 1096 – начале 1097 г. Отсюда ясно, что слова «и се ныне иду Ростову» были написаны Мономахом не ранее 1101 г., после зим 1098–1099, 1099–1100 и 1100–1101 гг. (в этом отношении мы несколько уточняем вывод более ранней работы: Назаренко 2006а. С. 288–289. Примеч. 35). Как раз на осень предыдущего года (после совета в Уветичах 30 августа 1100 г., когда решалась судьба Давыда Игоревича) приходится требование братьев Святополка Изяславича, Владимира Всеволодовича Мономаха, Давыда и Олега Святославичей к племянникам Ростиславичам либо ограничиться вдвоем одним Перемышлем, либо пустить «Василька семо, да его кормим еде» (ПСРЛ 1. Стб. 274; 2. Стб. 250) (видимо, слепота казалась князьям помехой в праве иметь собственную волость – как, собственно,

и рассчитывал Давыд Игоревич). После этого Мономах отправился в очередной раз «на зиму» (1101–1102 гг.) в Ростов, на пути куда («на Волзе») его и застали послы братьев с сообщением, что «не послуша сего Володарь, ни Василко», и с предложением, известным уже по «Поучению»: «Потъснися к нам, да выженем Ростиславича». Мономах отказался, не желая нарушить любечское крестоцелование. Остальные же братья, похоже, так и не решились на поход без Мономаха, и дело осталось без последствий. Эти хронологически достаточно жесткие рассуждения приводят к заключению, что первоначальный вариант перечня «путей», заканчивавшийся словами «и се ныне иду Ростову», был составлен одновременно с собственно «Поучением» (или первым вариантом его) осенью 1101 г. Оба они стали непосредственным продолжением письма к Олегу Святославичу, написанного в 1097 г. – после мира Олега с Мстиславом Владимировичем, но до Любечского снема.

Отвергая конъектуру И. М. Ивакина, к несколько отличной датировке поездки в Ростов – зимой 1099–1100 гг. – и, соответственно, первого варианта «Поучения» недавно пришел А. А. Гиппиус (Гиппиус 2003. С. 60–99; он же 2004. С. 144–155). Разбор весьма дифференцированной, в том числе и лингвистической, аргументации исследователя здесь был бы невозможен, да и неуместен. Укажем лишь, что хронологическая разверстка событий, о которых говорится в ключевом для данного сюжета фрагменте «Поучения» – от «<���…> и Стародубу идохом на Ольга» до «<���…> и се ныне иду Ростову», – нам видится иной, чем А. А. Гиппиусу, который усматривает в этом фрагменте сложную структуру тематических повторов; кроме того, сообщение «<���…> и Смолиньску идох, с Давыдомь смирившеся» исследователь, вслед за историографической традицией, относит ко времени сразу после Любечского съезда. Мы же полагаем, что этот поход Мономаха к Смоленску был вызван отнюдь не посажением его на смоленский стол (ибо тогда выходило бы, что Давыд сопротивлялся решениям Любечского съезда и почему-то предпочитал Смоленск отчинному Чернигову), а военной необходимостью: летом 1096 г. Олег Святославич получил в Смоленске «воев», с которыми захватил затем Муром (ПСРЛ 1. Стб. 236; 2. Стб. 226), и потому надо было заставить Давыда «смириться» и прекратить поддержку брата. Тем самым, все события, о которых идет речь в названном фрагменте «Поучения», с нашей точки зрения, относятся к маю (поход к Стародубу), июлю-августу (поход «на Боняка за Рось»), концу лета – осени (походы к Смоленску на Давыда и на переговоры с половцами «Читеевичами», которые потом, в начале 1097 г., приходят на помощь Мстиславу Владимировичу против Олега в битве на Клязьме) одного и того же 1096 г.

36ПСРЛ 1. Стб. 250.

ПСРЛ 1. Стб. 306–307; 2. Стб. 302–303.

ПСРЛ 1. Стб. 317–318. Это сообщение помещено в статье 1146 г., но договор с Игорем о передаче ему Киева был заключен раньше: «Про что ми обрекл еси Кыев», – говорит Игорь, обращаясь к брату в 1145 г. (ПСРЛ 1. Стб. 312; 2. Стб. 316).

ПСРЛ 1. Стб. 372.

* Тезисно основные положения работы были изложены в одноименной заметке: Назаренко 1996с. С. 69–72; см. также: Nazarenko 2007. S. 279–288, особенно 282–284.

Ewig 1976а. Р. 383 ff.; idem 1976b. S. 274 ff.

Berges 1952. S. 1-29; Schmidt 1961. S. 97-233; Peyer 1964. S. 1-21; Zotz 1984. S. 19–46.

Const. De adm. 9.105–111. P. 50.

Nazarenko 2007. S. 279–280; Назаренко 2009 (в печати).

Достаточно просмотреть статьи «capitalis», «caput» в MLWB 2/1. Sp. 220–223, 258–264. Для лексемы caput значение «главный город» (рубрика III А 2 a. Sp. 261–262) представлено десятком примеров, из которых четыре иллюстрируют стандартное риторически-метафорическое речение о «Риме – главе мира» («Roma urbs, orbis caput» и τ. π.) (Ale. Vita Willibr. I, 32. P. 139; и др.), а прочие относятся к церковным митрополиям, например, Майнцской («caput <���…> Galliae atque Germaniae, Moguntia»: Lib. de unit. 2, 9. P. 221); единственным исключением является характеристика Регенсбурга как «столицы» Баварского герцогства («Ratisbona <���…> Bawarii caput regni») у Титмара Мерзебургского ( Thietm . II, 6. S. 46). Показательно, что статьи «Haupststadt» нет в монументальном многотомном «Лексиконе средневековья» (LMA).