Александр Назаренко - Древняя Русь и славяне

из несколько догматизированного представления о так называемом «лествичном восхождении» князей на столы исключительно по генеалогическому старшинству. Опровергать его было бы излишним; достаточно напомнить, что генеалогическая дистанция между Давыдом и Мстиславом не помешала последнему сесть в Новгороде в начале 1090-х гг. Да, в начале 1096 г. «пошед Давыд узворотися и седе у Смоленьске опять» (ПСРЛ 2. Стб. 219–220), но из этих слов следует только, что до Новгорода он сидел в Смоленске, а вовсе не то, что он дважды («опять») переходил из Новгорода в Смоленск и, значит, получил Новгород впервые еще при Всеволоде Ярославиче, как считает исследовательница (Круглова 2007. С. 17). Предложенное ею объяснение, каким образом указание на первое княжение Давыда в «Списке новгородских князей» оказалось опущено, также не убеждает. Известие о втором княжении Давыда составителю «Списка», в котором Т. В. Круглова видит «летописца княжеского дома потомков Мстислава Великого», потребовалось будто бы «для разделения первого и второго княжений Мстислава»; поскольку у известия о первом княжении Давыда такой специфической функции не было, то летописец его просто вычеркнул (там же. С 19). Следуя такой логике, летописцу следовало бы опустить и другие сведения «Списка», не касающиеся Мстислава и его потомков. Все эти затруднения суть следствия одного – признания безусловной достоверности упомянутого сообщения «Ермолинской летописи» о вокняжении в Новгороде Давыда после Святополка. Но как раз оно-то отнюдь не обязательно. Понять, как мог подобный текст возникнуть под пером позднейшего редактора, значительно легче, чем объяснить, почему образовалась мнимая лакуна в «Списке новгородских князей». В сильно сокращенном тексте «Ермолинской летописи» выпущен пространный рассказ «Повести временных лет» об усобице 1095–1096 гг., вследствие чего сообщение под 6603 г. о переходе Давыда в Смоленск из Новгорода оказалось в опасной визуальной близости от сообщения под 6596 г. об уходе Святополка в Туров. Поздний летописец понял последнее, подобно большинству современных историков, как свидетельство об освобождении новгородского стола, который он и «отдал» Давыду, потому что именно Давыд чуть ниже упоминается в качестве новгородского князя.

6ПСРЛ 1. Стб. 216; 2. Стб. 207.

«Володимер же нача размышляли, река: аще сяду на столе отьца своего, то имам рать с Святопълкъм възяти, яко тъ есть стол преже отьца его был (разрядка наша. – А. Н.). И тако размыслив, посла по Святопълка Турову» (ПСРЛ 1. Стб. 217; 2. Стб. 208).

ПСРЛ 1. Стб. 226; 2. Стб. 216–217.

ПСРЛ 1. Стб. 256–257; 2. Стб. 230–231.

ПСРЛ 1. Стб. 255; 2. Стб. 231.

Олег говорит засевшему в Муроме Изяславу, сыну Владимира Мономаха: «Иди в волость отьца своего Ростову, а то есть волость отьца моего, да хочю, ту седя, поряд сътворити с отьцем твоим» (ПСРЛ Г Стб. 236–237; 2. Стб. 226–227).

После захвата этих городов Олегом, Мстислав убеждает его: «Иди из Суждаля Мурому, а в чюжеи волости не седи» (ПСРЛ 1. Стб. 237; 2. Стб. 227). Отсылая Олега именно в Муром, а не в Смоленск, куда тот должен был отправиться по договору со Святополком и Владимиром Мономахом, Мстислав тем самым взывает к отчинному сознанию.

Печерский летописец поместил в статье 1073 г. пространную филиппику против Святослава: «А Святослав седе Кыеве, прогънав брата своего, преступив заповедь отьню, паче же Божию» и т. д. (ПСРЛ 1. Стб. 183; 2. Стб. 173). Преподобный Феодосий Печерский, тогдашний игумен монастыря, запретил даже поминать Святослава во время богослужения (Жит. Феод. Печ. С. 424).

ПСРЛ 1. Стб. 267; 2. Стб. 241. Под «их» следует, по нашему мнению, подразумевать Святополка и Владимира Мономаха; ср. такое же употребление множественного числа «их» вместо двойственного «ею» в «Поучении» Владимира Мономаха: «Ростиславича <���…> и волость их» (ПСРЛ 1. Стб. 241).

ПСРЛ 2. Стб. 265. См. подробнее в статье III.

Тот факт, что в Любече должен был обсуждаться династический статус Святославичей, естественно, не остался не замеченным историками, но оценивался иначе. Так, М. Димник полагает, что дело свелось к утрате Олегом старейшинства среди Святославичей и перемещению Святославичей в целом на лестнице династического старшинства со второго места (после Изяславича Святополка) на третье (после Всеволодовича Владимира) (Дгмтк 1997. С. 14–20).

ПСРЛ 2. Стб. 296.

Зайцев 1975. С. 92.

ПСРЛ 2. Стб. 275–276.

ПСРЛ 2. Стб. 273.

ПСРЛ 7. С. 24; 15. Стб. 192.

ПСРЛ 1. Стб. 291; 2. Стб. 284–285; НПЛ. С. 20.

О близкородственных браках в древнерусском княжеском семействе см.: Назаренко 2001а. С. 559–584; а также статью VII.

ПСРЛ 1. Стб. 294–295; 2. Стб. 301.

О происхождении Юрия, Романа (к 1132 г. уже умершего) и Андрея Владимировичей от второго брака Владимира Мономаха см.: Назаренко 1993а. С. 65–70; он же 2001а. С. 585–608; Кучкин 1999. С. 50–82.

НПЛ. С. 22.

Михаил Вячеславич умер при жизни отца, в 1129 г. (ПСРЛ 2. Стб. 293; 6638 г. в «Ипатьевской летописи» – ультрамартовский: Бережков 1963. С. 134), уже взрослым человеком, если Роман, «Вячеславль внук», получивший в 1164 г. Василев (ПСРЛ 2. Стб. 525; Бережков 1963. С. 176), был именно его сыном.

ПСРЛ 1. Стб. 301–302; 2. Стб. 295.

ПСРЛ 1. Стб. 302.

ПСРЛ 2. Стб. 282. В пользу такого предположения говорит сама формулировка требования Ольговичей в 1134 г.: «что ны отьць держал» (именно «отец», Олег Святославич, а не Святославичи в целом).

Так считают большинство исследователей: Грушевсъкий 2. С. 132. Прим. 2; Пресняков 1993. С. 68. Примеч. 155; Зайцев 1975. С. 90–91. В обоснование этой датировки можно сослаться на сам ход событий, как они описаны в «Лаврентьевской летописи»: пришедшие на помощь Всеволоду Ольговичу половцы послали к нему послов, но этих послов «не пропустиша опять, Ярополчи бо бяхуть посадници по всей Семи, и Мстиславича Изяслава посадил Курьске» (ПСРЛ 1. Стб. 296–297; соответствующее место в списках группы Ипатьевского испорчено). Коль скоро послы беспрепятственно прошли в Чернигов, но не смогли вернуться обратно, то напрашивается вывод, что княживший в Переяславле Ярополк посадил своих посадников в Посемье только в ходе начавшегося конфликта. В таком случае слова Ольговичей «что ны отьць держал» приходится понимать так, что после смерти Олега его владения перешли не к его сыновьям, а к его младшему брату Ярославу.