Лев Исаков - Разыскания об изначальной Руси. Тетрадь 2: Хромосомы, Фонемы, Бифасы

– Аншлаг!

Логично, последовательно, барабанно.

– Айне колонне марширен… Цвайне колонне марширен… Драйне колонне марширен…

– АУСТЕРЛИЦ!!!…

…как фашизму – так и поставленному вопросу во всей его осознанной полноте. Спекулятивно оформленная конструкция стала жупелом самой постановки вопроса, гиеной до умопомрачения заворожённых овец.

Между тем это не спекуляция от диванной философии, перепихиваемая на историографическое поле – это вопрос об основах самого генезиса исторического, как биологическая основа группового психологического типа реализуется в этно – историческом своеобразии, объектно – субъектной проекцией которого является язык; и как и что представляет на этом фоне археологическая культура, как материальное выражение этого нераздельного с ней бытийствования, если иметь в виду под ней не типологию керамики, орнаментов, стрел и копий, а след осуществившейся жизни – бутылочного горлышка, через которое проливаются только несколько капель от сгустившейся полноты.

Стихийная угадка этносов по линейно-ленточной или шнуровой керамике, колоколовидным кубкам, черешковым или втульчатым стрелам и т. т. т. это в чистом виде идентификация этно-исторической общности или наличных технологий? Кого уловим в сети, кельта или кузнеца?

Кузнеца, которого объявим кельтом!

– Это не так! Это искажение! Это… – масса возражений последует немедленно, как-то: многофакторный анализ, комплексный многодисциплинарный подход и т.т.т… Отставим это – за археологией и её тёмными атрибуциями стоит только одно основание: это единственное средство докопаться к дописьменной истории, к счастью, столь же объективное, как её лопата материальней слова. Во всём прочем она:

1.Либо феноменологически отрывает – открывает неизвестное, как то было с цивилизацией Хараппы;

2.Либо служит средством верификации забрезжившей теории, как то сталось в казусе Г. Шлимана.

Но её особая методологическая роль опосредующей заслонки, сводящей полнокровие исторического к горам битых черепков всегда должна присутствовать в сознании исследователя, в противном случае он вырождается в небесполезного «горшечника» – эта неприглядность кладбища в отношении погребённых там судеб отвратила в своё время меня от археологии при всех обнаруженных к ней задатках… В исключении случайности археология становится Восходящей Историей только как верификация Теории, пусть такой странной, как недоумение от вывороченного камня или тени подозрения на Гомеровский текст. Так всегда и было: человечество тысячелетиями натыкалось на кости и следы орудийной деятельности архантропов, разглядывало мартышек в зоопарках – открыло оно их/себя только после издания Дарвиновского «Происхождение человека и половой отбор» в 1870 году. Только в кислоте теории растворяется чудовищно – безобразный налёт патины отрытого и расцветает золото кесаревых денариев на бархате подложки, как то я однажды видел в Крыму.

И обратная сторона теоретической непроработанности вопроса: возврат в исходную позицию, а то и скатывание ниже её, рождающих такие гримасы, как реанимация Леви-Клейнами «германо-нордических» теорий Г. Косинны и извлечение археологии «Анневербе» упёрто-всплывшими Алексеевыми – безобразно-естественная реакция на подмену НАУЧНОЙ ТЕОРИИ голословными проклятиями, тезами «от противного» или трепетным зажмуриванием глаз на ВПОЛНЕ РЕАЛЬНУЮ НЕОТСТУПНУЮ НАУЧНУЮ ПРОБЛЕМУ: как биологизированное антропо – этнологическое функционирует в социальном, порождая обратно возвращающее и ПРЕОБРАЗУЮЩЕЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ.

Вот простое, приземлённое, конкретно – методологическое преломление этого вопроса: что определяет итоговый этно-исторический результат взаимодействия миграции и автономного субстрата?

Никто и никогда не утверждал и не утверждает, что Миграция означает Геноцид; или даже обязательно Войну, хотя столь любимая ныне «полуисториками» статистика продемонстрирует именно это – но что тогда определит физиономию консолидированно возникшей народности?

…Право, на одних только перечислениях мыслимых и немыслимых условий и обстоятельств протекания взаимодействия этих составляющих процесса можно впасть в уныние!

Победительные мигранты, преимущественно прибывают в меньшинстве, в том числе нередко и в культурно – историческом – побеждённые чаще составляют большинство, в том числе нередко культурно – преобладающее… И какое разнообразие результатов: побеждённые Римом галлы романизировались и романизировали покоривших их германцев – франков; итоговая Галлия обратилась в «ля белле Францию»; и были германизированы победительными англо-саксами в Римской Британии, в результате чего появилась «добрая старая Англия», которая в свою очередь «офранцузилась» в результате НОРМАННСКОГО ВТОРЖЕНИЯ до того, что перестала понимать свой «английский язык» до того, что пришлось перейти на идеому «новоанглийский».

Что определяет этно-исторический тип современных чехов и поляков, их славянская речь или этноисторическое сознание и КЕЛЬТСКИЙ психологический строй коренного населения ЭТИХ ИСКОННО КЕЛЬТСКИХ ТЕРРИТОРИЙ, сознание, перенесённое через Германскую и возможно пребывающее под «Славянской» идентификацией?

А кто из сторонних наблюдателей прозрел в современных греках и итальянцах Эллинов (при том, что они блондины) и Римлян (такие же брюнеты)?

НИКТО – кроме них самих.

Только Цыгане находят нечто родственное с Румынами (т.е. «дословными римлянами»)…

И что таит в себе душа Казанского Татарина: Гуннское семя Кубрата, Идеомы Тюркской ярости – или позвоночную тьму Индо-Иранских Тиссагетов геродотовых времён Анзелинской археологической культуры?

Только отчётливое понимание, что автохтонизм и миграционизм РАВНОСЛОЖНО участвуют в формировании нового, зачастую непредсказуемого, этно-исторического качества освобождают историческую науку от рецидивов Леви – Клейнов, пламенно протестующих против «фашизмов», «расизмов», «биологизмов» – …и увязывающих существующий исторически ситуационный примат индоевропейских языков и культур с ПОБЕДИТЕЛЬНЫМ долихокефальным европеоидным субстратом, прошествовавшим по Евразии от Сконе до Декана и Байкала. И как бы не извивался, и не отнекивался перед концом г-н Клейн, это в целом не что иное, как плагиат с Густава Косинны, самого по себе честно – порядочного империалиста и фашиста, без кавычек и эмоций – в отстранённо-объективной констатации.

Это не единственно полемический текст и сведение старого действительно имеющегося счёта с деятелем от филологии, усердно пристраивавшемся во времена оны по знанию языков к вояжам на зарубежные научные конгрессы, как представитель «советской исторической науки», и по приезду домой отсвечивая на собеседников именами Чайлда и проч. – в то время, как её безъязыкие деятели Массон, Сарианиди, Деревянко, Геннинг, Зданович извлекали из небытия Хорезм, Намазга-Тепе, Кой-Крылган-Кала, Аркаим, Дюрянг – Юрях, а переводы уж по возможности другие, языкастые, доделают, нам некогда – работа; коли невтерпёж ждать, выучитесь русскому языку!… Но в той огромной плавильне народов, которой явилась Евразия после таяния Великого Ледника в 14—2 тыс. д.н.э. эти вопросы приобретают не мировоззренческий, а практический характер – здесь это раздувалось и отсюда разлеталось по всему пространству Ойкумены, от Европейско-Азиатского сердца Старого Света до Континента Обеих Америк. И обращаясь к исторической эпохе, прокламируя огромные миграционные потоки, пронизывающие пространства трёх континентов, без учёта того, Что и, главное, Кто взвивался на раскрывающихся Землях Неведомых, означало бы вдёргивать нитку в отсутствующую иголку.